
– Да, – молодо промолвил м-р Бест, – мне Гамлет видится совсем юным. Горечь, вероятно, исходит от отца, но сцены с Офелией наверняка от сына.
Ухватил не ту свинью за ухо. Он в моём отце, я в его сыне.
– Эта родинка продержится дольше всего, – сказал Стефен со смехом.
Джон Эглинтон состроил гримасу чушь-всё-это.
– Будь это родимым знаком гениев, – сказал он, – то цена им в базарный день была бы пенни за вязанку. Пьесы Шекспира последних лет, которыми так восхищался Ренан, дышат совсем иным духом.
– Духом примирения, – выдохнул квакер-библиотекарь.
– Примирение невозможно, – сказал Стефен, – если не было разрыва.
Ты это сказал.
– Кому охота разобраться какие события отбрасывают предваряющую тень на бездну времени Короля Лира, Отелло, Гамлета, Троилуса и Крессиды, пусть высмотрит, где и насколько редеет эта тень. Что смягчает сердце мужчины? Кораблекрушение в жуткий шторм, проба на подложного Улисса, Перикла, князя Тира?
Голова: краснооколпаченная, ошеломлённая, ослеплённая морской водой.
– Дитя, девочка возложенная к нему на руки, Марина.
– Пристрастие софистов к тропам апокрифов есть величина постоянная, – определил Джон Эглинтон. – Большая дорога вселяет страх. Зато ведёт к городу.
Добрый Бэкон: забродившийся. Шекспир – грех молодости Бэкона. Ребусо-головоломщики шалят на большой дороге. Разгадчики великого вопроса. Какой же город, добрые господа? Зашифрован в названиях: А. Э., эпоха: Маджи, Джон Эглинтон. К востоку от солнца, к западу от луны.
Чебуряй-дрын. Мерно побалтываются сапоги.
Сколько до Дублина миль?
Трижды по двадцать и дюжина, сэр.
Поспеем-ли к часу, когда зажигают свечи?
– По мнению М-ра Бренде, – сказал Стефен, – это первая из пьес заключительного периода.
– Да неужели? А что м-р Сидней Ли, или м-р Саймон Лазарус, как оправдатель своего имени говорят на сей счёт?
– Марина, – сказал Стефен, – дитя шторма, Миранда – чуда. Пердида – возвращённая утрата. Утраченное было возвращено ему: дитя его дочери. Любимая моя жена, говорит Перикл, была подобна этой деве. Возможно ль, чтоб мужчина любил дочь, если не любил её мать?
– Искусство быть дедом, – бормотнул м-р Бест. – ^^L'art d'etre grand…
– В его представлении образ человека с этой странной штуковиной – гениальностью, обычный стандарт изведавшего всё, материально и морально. Лишь такой подход находит в нём отзыв. Образы же прочих мужчин его крови он отвергает, видя в них лишь карикатурные попытки природы предвосхитить, либо повторить его.
Благосклонный лоб квакера-библиотекаря розово запламенел надеждой.