– Это уж у нас в крови, – тут же согласился м-р Цвейт. – Все омыты кровью солнца. Какое совпадение – сегодня довелось заглянуть в музей на Килдар-Стрит, незадолго до нашего знакомства, если это можно так назвать, и я полюбовался там теми античными фигурами. Великолепные пропорции бёдер, груди. Здесь таких женщин просто не найти. За редким исключением. Симпатичны, не спорю, по своему милы и привлекательны, но я-то говорю о формах женственности. К тому же, одеты так безвкусно, большинство, а именно вкус приумножает природную красу женщины, что ни говори. Складки на чулках, возможно (или даже наверняка) это мой пунктик, но на подобное просто смотреть тошно.
Однако, интерес пошёл на спад, и окружающие завели разговоры про терпящих бедствие на море, про сбившиеся с курса корабли в тумане, про столкновения с айсбергами и всякое в подобном роде. У корабельщика, ясно, было что сказать. Ему доводилось пару разов обогнуть Мыс и выдержать монсум, крутой такой ветрище в Китайских морях, но главное, как заявил он, что выручало во всех этих опасностях пучины (по его собственному выражению) был нательный медальон христианина, который и спасал его.
Вот так перешли они затем на кораблекрушение у Донтского утёса, как затонула та злосчастная норвежская барка, какой-то момент никто не мог припомнить как же называлось-то, покуда биндюжник, который и вправду-таки смахивал на Генри Кемпбелла, не вспомнил — ПАЛМЕ! — на бутерстаунской отмели, городу хватило разговоров на весь год (Альберт Вильям Квилл сложил отличный пассаж оригинальных стихов превосходного качества на эту тему для ирландской Times^), как волн громадные валы прокатывались по кораблю, захваченному коварной мелью, и в ужасе окаменели толпы сбежавшихся на брег. Потом кто-то закинул слово про случай с п.х. ЛЕДИ КЕРНС из Свонса, который в довольно пасмурную погоду был протаранен МОНОЙ, что шла встречным курсом, и тот затонул со всей командой. Никто даже не пытался их спасать. Владелец МОНЫ орпавдывался опасением, что начнётся течь в носу. Но в трюм, как оказалось, не просочилось ни капли воды.
На этой стадии началось движение. Зачуяв необходимость распустить свой риф, моряк поднялся с места.
– Дай-ка прокурсую перед твоим бушпритом, земеля, – сказал он своему соседу, который как раз потихоньку начинал впадать в мирную дрёму.
Он медленно и грузно, какой-то притопывающей походкой, одолел расстояние до входной двери, тяжко соступил вниз с единственной ступеньки у входа в забегаловку и дал лево на борт. Когда он лёг там в дрейф, м-р Цвейт, приметивший при его подъёме две бутылки, не иначе как корабельного рома, выпиравшие из двух карманов по отдельности для личного употребления его горящим нутром, увидал как тот вынул одну из них и вытащил, а может отвинтил пробку и, приставив горлышко к своим губам, со звучным бульканьем неслабо отсосал из тары.
Неотcтупный м-р Цвейт, к тому же малость заподозривший, что старый лось предпринял этот маневр, клюнув на наживку в виде женщины, которая, однако, как сквозь землю, судя по всему, провалилась, для всех намерений и целей, смог, поднапрягшись, непосредственно различить, как тот, когда надлежаще подсвежился добычей, нацеженной из корабельного бочонка с ромом, уставился на быки с опорами Объездной Линии, скорей всего, из глубины своих воспоминаний поскольку, конечно, всё сильно изменилось со времени его предыдущего посещения, и много всякого тут понастроили. Какое-то лицо или лица, неразличимые, подсказали ему направление к мужской писсуарной, из возведённых ассенизационным комитетом по всему городу для данной цели, но по прошествии краткого периода времени, когда вокруг царила полнейшая тишь, моряк, явно уклонившись от сближения, облегчил себя неподалёку – плеск его трюмной воды, что в течение непродолжительного времени журчала на землю, явно стал причиной пробуждения лошади извозчичьего чина.
Во всяком случае, скребнуло копыто, переступая в новую после сна позу, и звякнула упряжь. Чуть потревоженный в своей сторожке у мангала с горящим коксом, сторож корпорации, который в суровой действительности был никто иной, как упомянутый уже Гамли, шедший вразнос и ускоренно катившийся по наклонной плоскости, находясь практически на попечении прихода, и получивший временную работу через Пета Тобина, его давнего знакомого, из гуманных (по всей умопостижимой вероятности) побуждений, пошевелился и провернулся в своей конурке, прежде чем вновь упокоить члены в объятиях Морфея. Воистину полоса умопомрачительно трудных времён в острейшей форме постигла этого земелю, имевшего весьма респектабельные связи и всей своей предыдущей жизнью приученного к удобствам приличного особняка, ведь он в своё время унаследовал аж 100 фунтов годовых, которыми, конечно, этот двуствольный осёл принялся сорить направо и лево. И вот — извольте видеть — тут он, дойдя до ручки и не имея ломаного гроша за душой, после того как не однажды наводил шорох по всему городу. Ну, пил, ясное дело, из чего опять-таки следует мораль – мог бы запросто ворочать большими делами, если бы (огромное, что и говорить, "БЫ") умел обуздывать своё чрезмерное пристрастие.
вверх-скок