
Последовало общее молчание, пока м-р Цвейт не надумал спросить его, просто так, для поддержания дружественной атмосферы, происходило ли это на соревновании стрелков, типа как в Бисли.
– Извиняйте, – вымолвил моряк.
– Давно? – продолжил м-р Цвейт, нисколько не обескуражась.
– Что ж, – ответил моряк уже несколько податливее под чудом действия режущего алмаз, – может лет около десяти. Он разъезжал по свету с Королевским цирком Хенглера. Я видел, как он делает это в Стокгольме.
– Забавное совпадение, – ненавязчиво заметил Стефену м-р Цвейт.
– Мерфи моя фамилия, – продолжал моряк, – В. Б. Мерфи, из Кергелая. Знаешь где это?
– Квинстаун Харбор, – ответил Стефен.
– Во, точнёхонько, – сказал моряк. – Меж Фортом Камден и Фортом Карлисл. Оттудова я и выпулился. И бабёнка моя там. Всё ждёт меня, уж я знаю. За Англию, Дом И Красу. Благоверная моя, семь лет её не видел, всё шатался по морям.
М-р Цвейт легко мог вообразить себе сцену его возвращения домой, в придорожную моряцкую хибару, посреди безлунной дождливой ночи, улизнув от Морского Дьявола. Вокруг света за женой. Уж столько было понаписано на эту излюбленную тему Алисы Бенболт, тут вам и Эноч Арден, и Рип ван Винкл, и помнит ли тут кто-нибудь Кейка О'Лири, неизменно заучиваемый и такой трудный для декламации отрывок, по своему, кстати, изысканный кусочек поэзии, кажется, бедняги Джона Кейси? Но нигде нет про возвращение блудной жены, даже при самой глубокой привязанности к сбежавшей. Лицо в окне! Представь его оторопь, когда порвал, наконец, грудью финишную ленточку и тут ему доходит жуткая истина касаемо лучшей его половины – облом самых светлых чувств. Ты не ждала меня, но я вернулся – остаться и начать сызнова. А она, соломенная вдова, сидит всё у того же самого камина. Думала, меня уж и на свете нет. Похоронен в пучинах. И тут же сидит дядюшка Чабб или Томкин, или как там ещё, трактирщик Короны и Якоря, в жилетке, наминает рамштекс с луком. Папане и сесть не на что. Вуу! Шквал! Новёхонькое прибавление у неё на коленях, дитя post mortemна латыни: "посмертное". И тут она – о! – да как развернёт халяву – ух! – а моё галопом мчавшее, рвущееся – О! Смирись пред неибежным. Стерпи с усмешкой. Остаюсь крепко любящий твой, с разбитым сердцем, муж, В. Б. Мерфи.
Моряк, мало чем смахивающий на жителей Дублина, обернулся к одному из извозчиков с просьбой.
– У тебя, случаем, нет при себе лишней жуйки?
Спрошенный биндюжник, как выяснилось, не имел, но держатель вынул кубик прессованного табака из своего хорошего пиджака, висевшего на гвозде, и вожделенный объект перешёл из руки в руку.
– Спасибо, – сказал моряк.
Он сунул жвачку в своё жерло и, мешая чавканье с легким протяжным заиканием, продолжал:
– Мы причалили сегодня по утру в одиннадцать. Трехмачтовик РОЗЕВИН из Бриджвотера, с грузом кирпича. Я зачислился в команду, чтоб доплыть. Днём получил расчёт. Вот и увольнительная. Видали? В. Б. Мерфи, М.П.С.
В подтверждение этой декларации, он вытащил из внутреннего кармана сложенный, не слишком чистый на вид документ и передал своим соседям.
– Ты, небось, всего навидался, – заметил держатель, приоблокотясь на стойку.
– А чё, – ответил моряк, малость поразмыслив, – пришлось побороздить с тех пор, как нанялся в первый раз. Ходили в Красное море. В Китае был и Северной Америке, и в Южной тоже. Видал много айсбергов, мелких. Был в Стокгольме и на Чёрном море, в Дарданеллах, под командой капитана Делтона – лучший долбаный кэп из всех, что вообще водили корабли. Я видел Россию. Gospody pomilooy. Это так русские молятся.