великие творения
                   былого

Стефен распознал, то есть, когда приветствовавшая фигура подошла поближе, в дыхании Корли дух перебродивших кукурузных выжимок, хотя и сам не очень-то был трезв. Лорд Джон Корли, как некоторые называли его между собой, и не без некоторых генеалогических оснований. Он был старшим сыном в семье инспектора Корли из отделения Г, новопреставившегося, при жизни женатого на некоей Катерине Брофи, дочери лоутского фермера. А женой его деда, Патрика Майкла Корли из Нью-Росса, была вдова тамошнего трактирщика, в девичестве (тоже) Катерина Телбот. Ходили упорные, хоть и не подтверждённые, слухи, что та являлась отпрыском лордов Телбот де Малахайд, в усадьбе которых — поистине величавое строение, неоспоримо своеобразное и очень даже стоящее, чтоб его осмотреть — её мать или тетя, или какая-то иная родственница, работала посудомойкой. Именно это обстоятельство и послужило причиной, что данную личность, сравнительно ещё молодого, хоть и опустившегося, человека, что обратился к Стефену, некоторые шутники, такими уж уродились, величали лордом Джоном Корли.

Отведя Стефена в сторону, он завёл свою всегдашнюю тоскливую шарманку. В кармане ни гроша на ночлежку. Все друзья избегают. К тому же он поскандалил с Лениеном и отзывался о нём перед Стефеном, как о подлой долбаной швабре, с добавлением всевозможных непечатных выражений. Он пропадает без гроша и молит Стефена сказать на милость, где, на земле Господней, могла б ему подвернуться хоть какая-нибудь работёнка. Нет, в посудомойне то была дочь матери, молочная сестра наследника дома, во всяком случае, это по материнской линии, оба появились на свет одновременно, если только вся история не сплошь вымысел от начала до конца. Во всяком случае, он совершенно в безвыходном положении.

– Я бы тебя не тревожил, – продолжил он, – но торжественно клянусь, и Бог тому свидетель, я жутко на мели.

– Завтра, или через день, – сказал ему Стефен, – в школе мальчиков в Далки освободится место воспитателя. У м-ра Геррета Дизи. Попробуй. Можешь сослаться на меня.

– Ах, Боже мой, – отвечал Корли, – да какой из меня школьный учитель, дружище. Куда мне до ваших светлых голов, – добавил он с полусмешком. – Меня два раза оставляли на второй год в начальной, у Христианских Братьев.

– Мне и самому негде ночевать, – сообщил ему Стефен. Корли сперва склонялся к подозрению, что Стефена не иначе как выставили из меблированых комнат за привод долбаной простипомы из уличных. На Марлборо-Стрит есть ночлежка м-с Мелони, но там за вход берут шесть пенсов и битком всякого сброда, зато М'Кончи ему говорил, будто в Болванке, что на Винтаверн-Стрит, (у его собеседника все это смутно ассоциировалось с монахом Бэконом), пускают за один круглый, и вполне даже терпимо. А сам он пропадает с голоду, но просто сдерживается намекать.

Хотя все это повторялось через каждые два вечера на третий, или около того, всё ж чувства Стефена, в определённом смысле, одержали верх, хотя он и знал, что и эта свежесляпанная околесица, равно как и остальные прочие, едва ли заслуживала доверия.

Однако, haud ignarus malorum miseris succerrere discoлатынь: "испытав трудности, начинаешь помогать несчастным" (из Энеиды, этсетера, как замечает латинский поэт, ему, особенно при счастливых обстоятеельствах, выплачивали жалованье с истечением полумесяца, по шестнадцатым, то есть, числам, хотя добрая половина получки проматывалась напропалую. Соль шутки заключалась в том, что из головы Корли ничем не получалось выбить, будто он как сыр в масле катается, не имея иных забот помимо помощи неимущим – совершеннейшая наоборотица. Он, тем не менее, сунул руку в карман, отнюдь не ожидая обнаружить там что-либо съестное, но полагая, что сможет одолжить ему что-нибудь в пределах круглого или около того, взамен, чтобы тот при любом раскладе смог попытаться раздобыть провиант достаточный для утоления голода. Однако результат явился отрицательным, так как, к своему вящему неудовольствию, он обнаружил пропажу всей наличности. Только завалявшаяся пара каких-то располовиненных печений увенчала его исследования. С минуту он пытался, насколько в его силах, припомнить: где же потерял и как могло это случиться, или забыл где-то, поскольку при подобном варианте перспективы складывались мало приятными, а очень даже наоборот фактически. В общем же, он был слишком изнурён для проведения тщательной инвентаризации, хотя и пытался вычислить насчёт печений, которые смутно, но таки припоминались. То ли как вроде дал кто-то или место, где это случилось, или где он, может быть, таки, купил?