Он обратил на Стефена долгий взгляд типа "ну-разве-так-можно?", однако наряду с ненавязчивой гордостью и тихим умиротворением во взгляде этом сквозила ещё и доля вопрошания, ибо ему, похоже, с какой-то стороны казалось, что это всё-таки было как-то не совсем чтоб.
– Ex quibusлатынь: "насчёт", – бормотнул Стефен непреклонным тоном, оба-два каждого из них, иначе говоря, все четыре их глаза в контакте, – нарекли ли его Христос или Цвейт, или как ещё, в конце концов, угодно, secundum carnemлатынь: "согласно плоти" здесьб: "дело десятое".
– Разумеется, – продолжил подводить базу м-р Цвейт, – надо брать обе стороны вопроса. Трудно выдвигать какие-либо твёрдые и неизменные правила при выяснении в чём истина, а что неверно, но возможность продвижения в данном направлении, конечно же, имеется, хотя любая страна, включая и нашу бедняжку, получает такое правительство, какое заслуживает. Но и этого вполне достаточно при наличии доброй воли, пусть даже в самой малой дозе. Много ума не надо, чтобы кичиться общим превосходством, но как насчёт общего равенства? Мне противны насилие и нетерпимость любого направления и толка. Этим ничего не добьёшься и ничего не исправишь. Революция должна проводиться путём хорошо спланированных реформ. Полнейший, в сущности, абсурд – ненавидеть людей за то, что они живут на другой улице и говорят не тем, так сказать, говором.
– Достославная кровавая битва и семиминутная война на мосту, – подытожил Стефен, – между переулком Скинерса и Ормондским рынком.
– Да, – безоговорочно согласился м-р Цвейт, целиком принимая это (угодившее в самую, что ни наесть, тютельку) замечание, – весь мир полон разборками такого рода.
– Вы прямо-таки опередили высказать, что у меня на уме, – продолжил он. – На чём и стоит горлохватное препирательство, которое, давайте уж начистоту, даже и близко не способно…
Все эти мерзкие нападки, по его скромному мнению, чтоб вскипала дурная кровь (из-за шишки драчливости, или какой-нибудь там железы) при неверно толкуемой щепетильности в вопросах чести и флага, являются (в более чем значительной степени) вопросом денежного вопроса, он основа основ жадности и зависти, люди просто перестают понимать, где следует остановиться.
– Возводят напраслину…– сообщил он послышнее, отвернувшись от остальных, которые возможно… и заговорил сблизи, так чтоб те… на случай, если они…
– Евреев, – поведал он в непосредственную близость от уха Стефена, – обвиняют в подрывании основ. Беспочвенная чепуха, могу смело заверить. История — вы представляете? — доказывает (и тут уж носа не подточишь), что Испания пришла в упадок, как только Инквизиция развязала травлю и изгнание евреев, Англия же вступила в полосу процветания, когда Кромвель, на редкость смышлёный мерзавец, которого по другим пунктам много за что следовало бы призвать к ответу, импортировал их. Почему? Из-за их практичности, и они доказали это. У меня и в мыслях нет позволить себе как-то… вам ведь известны фундаментальные труды по предмету, и к тому же человек вашей ортодоксальности… Но в экономическом, оставляя религию в стороне, смысле, священник равнозначен нищете. Всё та же Испания, вы были свидетелем, в войне со свободомыслящей Америкой. Или турки, у них это главная догма. Ведь если б не вера, будто когда погибнут прямиком попадут на небо, то постарались бы лучше устроить жизнь, во всяком случае, я так думаю.
– Беда в том, что попы подливают масла ложными измышлениями. Я, – заключил он с драматическим нажимом, – такой же добрый ирландец, как и тот невежа, про которого рассказал вам вначале, и моё заветное желание увидеть всех и каждого, – подвёл он черту, – без различия вер и классов, имеющими pro rata латынь: "пропорционально" приятственный средний доход, а не типа кот наплакал, ну, скажем, в районе 300 фунтов стерлингов годовых. Вот где самый трепещущий из поставленых вопросов, и его решение приведёт к более гуманному отношению человека к человеку. По крайней мере, в этом суть моей мысли, расценивайте её, как хотите. Вот что я называю патриотизмом. Ubi patriaлатынь: "там родина", как мы поверхностно нахватались в наши классические дни в Alma materлатынь: "университет", где vita beneлатынь: "жизнь хороша", если жить достойно и старательно, конечно, трудиться при этом.
По ходу столь общего обзора всего подряд, взор Стефена уставился поверх его чашки безвкусного подобия кофе на ничего конкретно. Он, конечно, различал переливы разнообразных слов, меняющих окраску, как те крабы возле Рингсенда поутру, что торопливо закапывались во всевозможные оттенки различного только с виду, но одного и того же, песка, где у них в глубине был где-то дом, или, вроде бы должен был быть. Затем он поднял глаза и увидел взгляд подпиравший слова, которые произнёс голос и которые он разобрал – если трудиться.
– На меня прошу не рассчитывать, – смог он заметить, – насчёт труда.
Глаза удивились такому ответу, потому что он (лицо, которому они принадлежали) ответил на это, или, вернее, произнес его неумолкавший голос: – Всем непременно надо трудиться, до единого.
– Но, конечно, – поспешил тот заверить, – я имею ввиду труд в самом что ни есть широком смысле. Сюда входит и работа литератора, не только ради славы. Писать в газеты, они теперь самый читамый канал. Это тоже труд. Важный труд. В конце концов, из той малости, что мне о вас известна, после всех затрат на ваше образование, у вас есть право на компенсацию, и сами можете назначать цену. А ваше право жить своим пером, согласно вашей философии, ни капельку не меньше прав крестьянина. Не так ли? Вы оба принадлежите Ирландии – мозг и мозоли. Каждый одинаково важен.
– Вас послушать, – отпарировал Стефен с каким-то полусмешком, – я могу представлять какую-то ценность из-за принадлежности к faubourg Saint-Patriceфр.: "сллобода Святого Патрика", именуемому, для краткости, Ирландией.
– Тут бы сделать ещё один шаг…– гнул своё м-р Цвейт.
– Однако, в моём понятии, – прервал Стефен, – Ирландия имеет ценность потому, что принадлежит мне.
– Что принадлежит? – переспросил м-р Цвейт наклоняясь, подумав, что он, вероятно, как-то не так понял. – Извините. К сожалению, я упустил заключительную часть. Так вы говорите?..
Стефен с явной злостью повторил и отпихнул свою кружку с кофе (или уж как соблаговолите его назвать), добавив, не слишком-то вежливо:
– Мы не можем поменять страну, давайте сменим тему.
вверх-скок