самое-пресамое
финальное произведение

Среди стеклоглазых есть три разновидности. У кого остекленелость органов зрения сочетается с ярко выраженной белизной белков – безвредны. Они, разумеется, одержимы, но остаются всего лишь орудием получения информации – как оно тут что? Своего рода подзорная труба, но не более того. Куда утекает информация? Кто получатель? Наивный вопрос – к бывшим обитателям Олимпа в их нынешней, конечно, форме.

Вторая разновидность, с мутным блеском в поверхности глазных яблок, работают сами на себя, ищут где бы «кровцы испить» или как-то иначе подзарядится за твой счёт.

– Там будет подземный переход для людей, но и нам тоже можно,– одна из таких сказала мне, явно приняв за своего в незнакомом и плохо освещённом районе ночной Одессы. Я спрашивал как пройти к автовокзалу – их излюбленной кормушке. Именно такие поджидали меня и торопили гардеробщицу «Братиславы», чтоб меньше базарила, (но на самом деле это был разговор полный глубокого смысла, понятного нам обоим, хоть и не в равной степени ясности) да поскорее отправляла б дичь за дверь – меня с разодранным бедром…

При прохождении медицинской комиссии для трудоустройства (задним числом, недели через две) кровь на анализ брали у меня в медпункте Вапнярки. Войдя в кабинет, я обнаружил там, помимо медсестры, тучную даму в штатском с такой же вот мутью в глазах, которая сидела на кушетке, а между губ, из уголка, свисает длинная гибкая трубочка защитного цвета. Тут медсестра спешит заверить, что трубка это всего лишь зонд и дама нам никак не помеха. Будто бы я по глазам не вижу какого пошиба эта дама и зачем она тут.

Медсестра, как водится, проколола мне палец и стиснула, но вместо обычной капельки крови он выдал крохотный фонтан, не толще иголки, как при сцеживании молока из груди кормящей женщины. Я в жизни ничего подобного не видел!

И изумился не только я один – у дамы челюсть распахнулась и этот, якобы, зонд вот-вот выскочит. Типа алика – подставлял стопочку, а ему туда плюхнули всю трёхлитровую банку самогона – вуй! сколько добра пропало!

А насчёт добычи крови клыками, это всё бабушкины сказки для деток малых. Они заправку производят неприметно, используя (хоть не совсем понятую мною, но) весьма эффективную технологию...

Тот стеклоглазый замутнённого типа, который хотел подпитаться мною, прикатил на Волге, привёз своего начальника в общежитие. В коридоре имелся также редко отпираемый кабинет, куда являлись договариваться о вывозе кубика из котлована перед шахтой.

В тот день, как обычно, я поднялся из шахты в общежитие на обед и мыл руки под рукомойником, недалеко от входа. Стеклоглазый меня не знал, он был проездом, и подкрадывался с оружием в руках – артефакт из, якобы, алюминиевой проволоки странной конфигурации, общая длина, ориентировочно, составляла сантиметров двадцать.

Заметив мутную стеклянность разлитую в его глазах и мягкость, с которой тот подкрадывался, я понял, что мне каюк. На минимальной дистанции, когда он мог уже дотянуться своей закарлючиной, серый котёнок выпрыгнул из травы и тернýлся загривком о чёрную штанину моей робы. Стеклоглазый браконьер тут же утратил всякий интерес, опустил оружие и вернулся в машину. Неизвестный спаситель котёнок, которого я никогда—ни прежде, ни впоследствии—не видел в округе, вновь скрылся в траву...

Но чаще приходилось полагаться на свою собственную осмотрительность. Как на том узком галечном пляже под обрывом Чабанки… Я хотел поплавать в море и уже вошёл в спокойные медленные волны, но остановился – два рыбака в плавках и с удочками в руках стояли на паре раздельных валунов между мной и морем. Пространства между ними хватало, чтобы проплыть, но я понял, что удочки это шлагбаум запирающий путь в необозримую ширь моря. И только улучив момент когда оба они синхронно выдернули свои удочки (хороший клёв!), я нырнул и поплыл прочь от пляжа.

Плыл я долго, порою отдыхал лёжа на воде и удивляясь – почему это мой отец говорил, будто солёная вода моря поддерживает пловца? Никакой разницы с лежанием на пресной воде… Потом я плыл дальше, главным образом на спине, лицом к тёплому яркому небу, пока не ощутил толчок в плечо.

Я оглянулся и увидал в воде медузу, белесо-прозрачную и широкую как таз. Я обплыл её и продолжил путь, но потом медузы начали встречаться всё чаще и чаще – огибая одну, утыкаешься в следующую. Приподнявшись торчком из воды, я посмотрел вперёд и увидел, что их тут скопилось непроходимое стадо и своими полупрозрачными телами они превратили спокойные блестящие солнцем волны в какой-то медузий кисель. Мне не хватило отваги переть напролом раздвигая кисель, я развернулся и поплыл к уже довольно далёкому берегу...

Пляж Чабанки покрывала разноцветная, довольно крупная галька, но попадались и полосы влажного песка. На одной из таких полос у самой кромки воды я хотел написать ИРА, но волны не позволяли. Они набегали и заравнивали бороздки в мокром песке прежде, чем получалось выписать все буквы и я только раскровянил палец об неприметно мелкие осколки ракушек, пока не сдался...

Но моя первая встреча с морем состоялась на пляже Новой Дофиновки, куда я пошёл после работы вдоль берега морского лимана, который дотягивался аж до общежития. Вода в нём гладкая и очень прозрачная. Я шёл пока не увидел в ней лысые автопокрышки от грузовика, которые сбросил с берега какой-то придурок. Пришлось снять штаны и заходить в мелкую воду, чтобы вытащить этот хлам, но за следующим поворотом лимана я увидел, что дальше в нём вообще свалка – жизни н хватит, чтоб всё повытаскивать, а уже вечер. Дальше пошли заросли камыша до самого шоссе, за которым одно только море...

Но когда от шахты идёшь в Новую Дофиновку просёлочной дорогой, то иногда там над полями висят громадные корабли. Корабли эти, конечно же, в море стоят, но оно у горизонта сливается с небом, поэтому смотришь – поле, а над ним корабль и, чуть касаясь его носа, переливается красным огромный шар заходящего солнца. Эти корабли из-за своей громадности не помещаются в порту, вот и вынуждены стоять посреди неба с морем…

~ ~ ~