Черниговская психбольница дислоцировалась за четыре километра от города, с подсказкой, для особо непонятливых, в названии конечной остановки автобуса: «4-й километр».
Ворота в высокой бетонной стене заведения весьма удобно соседствовали с остановкой. Внутри ограды медучреждение выглядело как комплекс зданий в современном стиле крупноблочной архитектуры, способной украсить даже и городской центр, если бы не загородное местонахождение.
Мы приблизились к этим, облицованным красноватой плиткой, сооружениям различной высоты. Некоторые из них соединялись герметичными мостами переходов, на уровне второго этажа, другие наземными галереями.
Иру заметно угнетал этот угловатый Bau Stile, потому что не каждый приемлет авангардистский минимализм столь характерный для этого направления. Нет, я не пропагандирую рококо или барокко, но работы архитектора Корбюзье мне больше по душе.
Я сопроводил погрустневшую Иру до нужного отделения. В небольшом кабинете с одним окном, нас приняла черноволосая женщина в докторском белом халате по имени Тамара… э-э… Тамара… к сожалению, отчество память не сохранила. А за столом у окна сидел мужчина хорошо тренированной наружности. Тоже в белом.
Тамара гостеприимно пригласила нас расположиться на мягком диване, покрытом белым холстяным чехлом и плотно придвинутом к стене, а сама вернулась в кресло напротив.
Затем последовала лёгкая беседа ни о чём, но когда она меня спросила о моих предпочтениях в музыке, а качок под окном принялся громко подсказывать: «Эстрада, конечно!», то я понял, что его присутствие тут не только гарантия безопасности Тамары, на случай, если я окажусь буйным. Поэтому мне пришлось признаться в двоякости предпочтений: Элла Фицджеральд и Иоганн Себастьян Бах. Ведь я дуру не гоню, когда заходит речь о чём-то главном в жизни.
Тамара сказала Ире, что мои отклонения не носят опасный характер, однако, если Ира хочет, и я не возражаю, они могли бы меня подержать для более пристального наблюдения.
Я не возражал, только предупредил, что в субботу у моего брата свадьба, на которую мы с Ирой приглашены и, если Тамара сочтёт это возможным, я бы вернулся на "4-й километр" в понедельник. Даю слово.
Тамара благожелательно выразила согласие, и проводила нас в коридор. Из-за стеклянной двери в конце его слышался приглушённый шум многолюдной ассамблеи...
~ ~ ~
К тому времени мой брат Саша уже перешёл из ПМС в ХАЗ, где он работал на каком-то усложнённо-продвинутом фрезерно-шлифовальном станке…
ХАЗ, строго говоря, не являлся именно ХАЗом per se, а лишь филиалом Харьковского Авиационного Завода. Конотопский филиал не производил сборку самолётов, тут занимались изготовлением запчастей различной конфигурации, раскладывали их по ящикам, и отправляли ХАЗу, если не каким-либо иным его дочерним производствам, в других городах.
Конотопчане филиал ХАЗа, для краткости, именовали просто ХАЗ и стремились туда устроиться ради высоких заработков. Саша получал 200 руб. в месяц! У остальных рабочих выходило меньше, потому что там имелся всего один такой сверхточный станок.
Следующее преимущество ХАЗа — его географическое расположение на Посёлке: в обед можно сходить домой и похавать.
Имелся всего один, но довольно досадный недостаток — ХАЗ заставлял работать больше восьми часов в день. Нет, трудовое законодательство не нарушалось. Саша покидал рабочее место ровно в пять часов.
Однако работа настигала его и дома. Он жаловался мне, что, даже наблюдая футбольный матч по телевизору, прикидывает в уме рабочий план на завтра: какие детали точить с утра, а какие после обеда. Мне жалко было брата, но как помочь ему я не знал...
С зарплатой в 200 руб., на Посёлке можно смело заводить семью. Избранница Саши, Люда, работала в «Оптике» на Зеленчаке, и тоже была с Посёлка. К тому же, она была завидной невестой: с двумя отдельными хатами — папиной и маминой.
Родители разошлись, но без развода, что сразу же снимало проблему жилья для молодых: не там, так — там. Остаётся только жить припеваючи...
Так брат мой стал примаком.
В подарок молодым, Ира хотела купить постельное бельё, но в магазинах даже след простыл всех этих простыней. Плановая экономика развитого социализма оправдывала исчезновение данного вида товаров Всемирной Спортивной Олимпиадой, которую через год предстояло принимать Москве, там ведь придётся чем-то застилать койки в Олимпийской Деревне.
(...забегая вперёд, скажу, что и два года спустя постельное бельё оставалось острым дефицитом, мне жутко представить, что именно понаехавшие в Москву всемирные спортсмены вытворяли на койках в той Деревне...)
Поэтому Ира мудро рассудила, что постельное бельё быстро износится, а кувшин из симпатично-красного стекла — если не разбить случайно — может запросто и до серебряной свадьбы простоять, в серванте, вместе со своими стаканчиками.
~ ~ ~
Поскольку свадебная суббота совпала с днём рождения нашей матери, я решил подарить ей цветы. Гаина Михайловна настойчиво спрашивала, какие могут быть цветы на двадцать четвёртое ноября, но я всё равно пошёл на базар.
На мосту через Остёр, я увидел мужчину с букетом в руках, в сопровождении двух дам. Вид всех троих не имел ничего общего с торговлей, но и место своё на тротуаре они не покидали. Почувствовав, что они тут неспроста, я подошёл и спросил, не продаст ли он мне он цветы…
Изумлению тёщи не было границ, а я продолжал чувствовать, что где-то в Одессе или в каких-то параллельных ей мирах, мною сделано что-то правильное, и благодарные союзники об этом не забыли...
Мы выехали в Конотоп электричкой 15:15. Счастливое событие происходило в трёхкомнатной хате на улице Сосновской, где цветы тоже вызвали общее удивление, которое переросло в изумлённость, когда я вручил их не невесте.
Тут Саша вспомнил, какой это день и успокоил гостей.
Затем последовала традиционная свадьба примака. Единственное отличие, что в ходе её я бросил курить.
Это случилось из-за соседа по застолью, который принялся меня убеждать, что невозможно расстаться с этой привычкой, особенно на любой гулянке. Я потушил едва прикуренную папиросу и — всё.
(...и до сих пор я некурящий. Даже и не представлял, что завязать настолько просто — дождись свадьбы брата и — вуаля́! как сказал Пушкин в своей юношеской пробе пера на Французском...)
вверх-скок