самое-пресамое
финальное произведение

Неподалёку от бюро нашлось открытое молочное кафе. На оставшиеся копейки, я купил большую бутылку молока, но выпил только половину. Столько поместилось в высокий стакан из тонкого стекла. Над ним я повторил прощальные слова Ромео, произнесённые с отравой в кулаке: «Пью за тебя, любовь!» А потом выпил.

К моему возвращению, вторая работница успела появиться. С первого же взгляда безошибочно опознавалось, что — это Смерть, а которая пришла первой — Любовь. Смерть проверила мои документы и раздражённо объявила, что я уже побывал в разводе, но Любовь только улыбнулась, говоря в ответ: «А и что такого?»

Потом она вышла в другую комнату — позвонить куда-то, а я остался с недовольной Смертью, в которой проступало некое сходство с Ольгой. Наверное, краской волос, однако подлиннее.

Вернувшись, Любовь сообщила, что мне нашлась работа в Одесском Шахтоуправлении, и теперь нужно пойти на Площадь Полярников, найти там главного инженера. А ещё напомнить ему про машину, а то она забыла по телефону сказать. Машину для Марии. Хорошо? Он знает…

. .. .

Главный инженер сказал, что в Управлении для меня нет места, а только есть работа в шахте, крепильщиком. Но у меня же высшее образование.

Довольно торопливо, я его заверил в покладистости своего образования, которое никак не станет вмешиваться в моё исполнение трудовых обязанностей, никоим образом!

Тогда он меня послал в кузов грузовика, который молча дожидался у управленческого крыльца на площади.

Машина тронулась, и вскоре город уплыл за горизонт. Из пространства над головой исчезла густая сеть проводов коммунального электроснабжения и связи. Кроме меня, в кузове ехал высокий и белый, но повидавший в своей жизни всякого, холодильник, а также пара чёрных цепей. Схематически, из одного семейства с бензопильными, но в разы длиннее, и куда более мощные.

Они казались парой змеищ в случке, и, от постоянной тряски на колдоёбинах дороги, неумолимо сползались в непосредственную ко мне близость по днищу дощатого кузова.

В посёлке, озаглавленном «Вапнярка», грузовик свернул на территорию производственного толка. Инженер высунулся из кабины и сказал мне сбросить цепи из кузова.

С облегчеием, я сошвырнул хищных, похотливых тварей в широкую лужищу, хотя рядом хватало и сухого места.

— Ты что творишь? — завопил главный инженер, хотя и было видно, что ему понравилась моя расправа.

Водитель грузовика поволок утопленниц в распахнутую дверь склада. Потом мы поехали в жилой район посёлка, где перетащили холодильник в один из коттеджей в группе дачных домиков, обнесённых общим низеньким штакетником. Главный инженер сунул шнур в розетку — удостовериться, и холодильник удовлетворённо заурчал.

— Чуть не забыл, — сказал я, — Мария просила прислать машину.

На самом деле, я помнил эту условную фразу всю дорогу, просто выжидал момент предельной подходящести…

. .. .

Главный инженер объяснил, как пройти к уличному крану. Я пошёл туда, снял пиджак, обмыл ладони и руки до коротких рукавов рубашки, а также лицо и шею. Пара милиционеров, со звёздочками в погонах, стояли сбоку от меня, с другой стороны — тоже офицеры и в таком же точно количестве, однако форма общевойсковая.

Они вчетвером терпеливо ждали, покуда я плескался, потому что я — с главным, и, после омовения, никакой игле уже не прокусить кожу моей шеи. Потом я закрутил кран и утёрся крохотным носовиком, вмиг промокшим.

Покинув посёлок, грузовик продолжил путь, транспортируя только одного меня на весь кузов. Шоссе нырнуло в прямой глубокий спуск, а справа вдруг открылась бескрайняя пустота. Необозримый беспредел.

В растерянности, я не сообразил, что это. Однако миг спустя, пространство шевельнулось, пришло в движение, белые гребешки длинных волн побежали к берегу. Так, это же море!

Я вынул блокнотик и, после сверки с квадратом циферблата на запястье, вписал по внутренней стороне задней обложки:

Шоссе снова устремилось вверх. Одолев подъём, грузовик свернул на грунтовку влево и, через околицу посёлка, выехал в поле, где просёлок продолжился впритирку к лесополосе. Спустя ещё два километра, в конце затяжного уклона показались два-три строения барачного типа.

Дорога миновала их, а сотней метров далее, закончилась широкой впадиной карьера. На дне его стоял домик с вывеской «Шахта Дофиновка». Рельсы узкоколейки тянулись под конторскими окнами к тёмному зеву тоннеля, прорезавшего отвесную стену котлована.

~ ~ ~

В троице обшарпанных, но живучих кресел (благодаря выносливости подлокотников), за парой наглухо зашторенных окон, в комнате сидели трое. Ближе всех к занавескам углового окна, располагался мастер шахты, рыжеватоусый, лет сорока пяти, что подтверждалось довольно поредевшим количеством волос на его темени.

Из кресла от стены напротив, главный инженер, взвеселённо прихохатывая, сообщал о моём швырке цепных змей в лужу. Бурная жизнерадостность рассказчика, не находя какого-либо отклика, сникла, и главный инженер перестал раздувать ненужный ажиотаж. Его предупредительное внимание к сидящему напротив свидетельствовала напрямую, — кто тут в натуре главный.

Из кресла правей от мастера, под вторым окном, я, по его требованию, протянул свой паспорт, скрывая неловкость, что ксива у меня довольно-таки задрипанная.

Он раскрыл книжицу и, не прикасаясь, повёл правой ладонью над страницами.

Буквально на глазах, бумага документа ожила и преисполнилась до хруста прояснённой жизнью, как будто прямиком из типографии. От неё даже стали исходить лучики эктоплазменного свечения. Неясный свет из недр бумажной структуры.

Заворожённо, главный инженер и я воззрились на происходящее — чудес нам не дано творить. Теперь не оставалось места ни малейшему сомнению, что я таки сумел дойти до Главного...

. .. .

Потом я сказал, что мои вещи пропали на автостанции в Одессе, денег нет, а мне надо позвонить жене, она там беспокоится.

Мгновенно протянув мне тёмно-синюю пятирублёвку, главный инженер попутно объявил, что жить я буду в общежитии, которое у въезда в котлован карьера.

Мне не требовалось особых пояснений, что общежитие, как и сама шахта, всего лишь обманчивая иллюзорность для легковерных простачков и лохов не от мира сего, в котором нужно быть постоянно начеку. Поэтому я выщипнул коричневатую пушинку из сложенного вдвое денежного знака и, технично ненавязчивым жестом, плавно переложил мягонькую метку на исцарапанный подлокотник — мы тут все понимаем друг друга, не так ли?

~ ~ ~

Помимо исполнения своих непосредственных обязанностей — сперва на должности крепильщика, а впоследствии помощника машиниста камнерезной машины, не говоря уже о более краткосрочных работах и заданиях — я непрестанно пребывал в напряжённом поиске ответа на вопрос: что кроется за видимым фасадом непосредственного окружения?

Стремление к хоть мало-мальской ясности не оставляло меня и в Одессе, куда я нередко наезжал позвонить в Нежин с переговорного пункта междугородней телефонной связи на улице Пушкинской. Откуда деньги? Занимал в общежитии до аванса или зарплаты у Славика Аксянова или его жены Люды.

. .. .

В этом, скажем так, общежитии, переделанном из якобы коровьей фермы, насчитывались четыре (ну допустим — 4, чтобы не усложнять) комнаты, по обе стороны длинного коридора, что из конца в конец пронизывал всё одноэтажное строение барачного типа.

В одной из комнат обитала молодая бездетная семья Аксяновых. Соседнюю занимала Бессарабская семья с годовалым ребёнком. Из-за следующей по коридору двери изредка появлялся пожилой электрик-одиночка.

Мне досталась комната в противоположной стене коридора. Решётка в единственном окне помещения требовалась, как меня неоднократно пытались убедить, для сохранности рации. Которая там, разумеется, отсутствовала.

Прежде чего бы то ни было прочего я извлёк из окна железную раму с прутьями того же металла, и разместил её снаружи, в чащу густого, доросшего до подоконника бурьяна. Затем я побелил стены и весь вечер напролёт вёл беспрерывные баталии с мириадами вампиров, прикинувшихся комарами. Моим холодным оружием служила газета, свёрнутая в трубку.

На следующее утро Славик Аксянов, в крайне измочаленном состоянии замордованной внешности, поинтересовался, чем это я весь вечер занимался, по окончании ремонта.

— Сафари, — кратко отвечал я, не вдаваясь в подробности, — по его виду и без пояснений явствовало, что едва жив, после вчерашней газеты.

. .. .

Остальные двери коридора стояли запертыми как в замке Синей Бороды, за исключение первой направо от входа, где находился душ...

Работники шахты прибывали утренним грузовиком из Вапнярки и Новой Дофиновки. Подъезжая, они гикали и свистели в кузове как черти, но сами себя называли махновцами.

Раз в два дня какая-либо пáра их наполняла вместительный бак душа водой, которую натаскивали из небольшой халабуды в овраге, метров за тридцать от общежития. Она таила в себе глубокий колодец с ведром, прикованным цепью к железному вороту. Электрические тэны нагревали содержимое бака задолго до окончания рабочей смены.

. .. .

Чуть на отшибе, ниже по склону от барачного общежития, среди высоких трав различался верх будки одноместного сортира с жестяными стенками. Дверь отсутствовала, и потому к сооружению следовало приближаться с каким-либо упреждающим насвистыванием, чтобы не застать сидельца в позе орла на жёрдочке…

Через проём отсутствующей сортирной двери открывался бесподобный вид на водную гладь лимана и его же крутой противоположный берег.

* * *