Бюро оказалось запертым, но потом пришла женщина с ключом, и открыла. Я сказал ей, что ищу работу, а она ответила, что нужно подождать ещё одну работницу, которая скоро придёт.
Неподалёку от бюро нашлось открытое молочное кафе. На оставшиеся копейки, я купил большую бутылку молока, но выпил только половину. Столько поместилось в высокий стакан из тонкого стекла. Над ним я повторил прощальные слова Ромео, произнесённые с отравой в кулаке: «Пью за тебя, любовь!» А потом выпил.
К моему возвращению, вторая работница успела появиться. С первого же взгляда, безошибочно опознавалось, что — это Смерть, а которая пришла первой — Любовь. Смерть проверила мои документы и раздражённо объявила, что я уже разводился, но Любовь лишь улыбнулась, сказав: «А и что такого?»
Потом она вышла в другую комнату — позвонить куда-то, а я остался с недовольной Смертью, которая чем-то походила на Ольгу. Наверное из-за крашеных волос, только подлиннее.
Возвратившись, Любовь сообщила, что для меня нашлась работа в Одесском Шахтоуправлении, и мне нужно пойти на Площадь Полярников, найти там главного инженера, а ещё напомнить ему про машину, а то она забыла по телефону сказать. Машину для Марии. Хорошо? Он знает...
Главный инженер сказал, что в Управлении мест нет, есть лишь работа крепильщиком на шахте, но у меня ведь высшее образование. Я поспешно обещал, что оно мешать не станет, и тогда он послал меня в кузов грузовика, что ожидал возле крыльца на площади.
Машина тронулась, и вскоре город остался позади. Кроме меня, в кузове ехал высокий и белый, но потрёпанный холодильник, а также пара чёрных цепей, как для бензопилы, только куда длиннее, и более мощные. Они казались парой змеищ в случке и, в результате постоянной тряски кузова на лотках дороги, подползали ко мне всё ближе и ближе, по доскам кузовного днища, изношенные, они навидались всякого на своём веку.
В посёлке Вапнярка грузовик свернул на территорию производственного вида. Инженер сказам мне сбросить цепи из кузова, и я сошвырнул хищных, похотливых тварей в глубокую лужу, хотя рядом хватало и сухого места.
— Ты что творишь?— вскричал главный инженер, хотя я видел, что ему понравилась моя расправа.
Водитель поволок утопленниц в раскрытую дверь склада. Потом мы поехали в другое место посёлка, где перенесли холодильник в один из дачных домиков, обнесённых общим невысоким штакетником. Главный инженер сунул шнур в розетку, удостовериться, и холодильник удовлетворённо заурчал.
— Чуть не забыл,— сказал я,— Мария просила прислать машину.— На самом деле, я помнил эту условную фразу всю дорогу, просто выбирал подходящий момент...
Главный инженер объяснил, как пройти к водопроводному крану на улице. Я пошёл туда, снял пиджак, обмыл ладони и руки до коротких рукавов рубашки, а также лицо и шею. Пара милиционеров, со звёздочками в погонах, стояли сбоку от меня, а с другой стороны — два офицера в общевойсковой форме.
Они все терпеливо ждали, пока я плескался, потому что я с главным, и после омовения уж никакой игле не прокусить кожу моей шеи. Потом я отошёл и утёрся крохотным носовиком, вмиг промокшим.
Грузовик выехал из села и продолжил путь с одним только мной на весь кузов. Шоссе нырнуло в глубокий спуск, и справа открылась необъятная пустота. Необозримый беспредел.
В растерянности, я не сообразил, что это. Однако миг спустя, оно шевельнулось, пришло в движение, белые гребешки длинных волн побежали к берегу. Так, это же море!
Я вынул блокнотик и, сверяясь с квадратом циферблата на запястье, сделал запись на внутренней стороне задней обложки:
«20 июля, 1979
13: 30: 15
Ира
Сергей
Лилиана»
Шоссе вновь устремилось вверх. Наверху подъёма, грузовик свернул на грунтовку влево и, через околицу села, выехал в поле, где просёлок продолжился впритирку к лесополосе. Ещё через два километра, после затяжного уклона, показались два-три строения барачного типа.
Дорога миновала их, а спустя ещё полсотни метров, закончилась широким котлованом карьера. Там стоял домик с вывеской «Шахта Дофиновка» и, под окнами конторы, тянулись рельсы узкоколейки, уходя в тёмный зев тоннеля в стене напротив...
~ ~ ~
В троице кресел обшарпанных жизнью, но всё ещё в строю из-за выносливости подлокотников, в наглухо зашторенной комнате сидели трое. Ближе всех к окну, по ту сторону занавесок, располагался мастер шахты, рыжеватоусый, лет сорока пяти, чтобы соответствовать поредевшему количеству волос на темени.
Из кресла напротив, главный инженер, жизнерадостно прихохатывая, описывал мой швырок цепных змей в лужу. Его увеселённость, не встретив никакого отклика, сникла, и главный инженер беспрекословно умерил свой энтузиазм. Его неотступное внимание к сидевшему напротив свидетельствовало напрямую, кто тут на самом деле главный.
Из кресла справа от мастера, по его слову, я протянул свой паспорт, чувствуя неловкость, что очень уж тот у меня замызганный. Он раскрыл книжицу и, не прикасаясь, повёл правой ладонью над страницами.
И зримо ожила бумага в них, преисполнясь прояснённо новой жизнью, словно только что из типографии, и даже начала слегка лучиться неким эктоплазменным сиянием, Из недр своей бумажной структуры.
Заворожённо, главный инженер и я воззрились на происходящее — нам не дано творить чудес. Теперь не оставалось места ни малейшему сомнению, что я таки сумел дойти до Главного...
(...издавна покинув твердь небес, Он и принял облик мастера заштатной шахты. Имя? Всуе поминать не след. Могу лишь поделиться, что отчеством себе избрал он «Яковлевич»...)
Потом я сказал, что мои вещи пропали на автостанции в Одессе, денег нет, а мне надо позвонить жене, она там беспокоится.
Мгновенно протянув мне тёмно-синюю пятирублёвку, главный инженер объявил, что жить я буду в общежитии, которое у въезда в котлован карьера.
Мне не требовалось объяснений, что общежитие, как и сама шахта, всего лишь обманчивая иллюзорность для легковерных простачков, которые не от мира сего, где следует быть постоянно начеку. Поэтому я выщипнул коричневатую пушинку из сложенного вдвое денежного знака и, технично ненавязчивым жестом, плавно переложил мягкую метку на исцарапанный подлокотник — мы все тут понимаем друг друга, не так ли?
~ ~ ~
Помимо исполнения своих непосредственных обязанностей — сперва на должности крепильщика, а впоследствии помощника машиниста камнерезной машины, не говоря уже о более краткосрочных работах и заданиях — я непрестанном пребывал в напряжённом поиске ответа на вопрос: что кроется за видимым фасадом непосредственного окружения?
Изыскание какой-либо ясности не прекращалось также и в Одессе, куда я нередко наезжал позвонить в Нежин с переговорного пункта междугородней телефонной связи на улице Пушкинской. Откуда деньги? Занимал в общежитии до аванса или зарплаты у Славика Аксянова или его жены Люды.
В этом, скажем так, общежитии, переделанном из, якобы, коровьей фермы, насчитывались четыре (ну допустим, чтобы не усложнять) комнаты, по обе стороны длинного коридора пронизавшего всё это строение барачного типа.
В одной из комнат обитала молодая бездетная семья Аксяновых. Соседнюю занимала Бессарабская семья с годовалым ребёнком. Из-за следующей по коридору двери изредка появлялся пожилой электрик-одиночка.
Мне досталась комната в противоположной стене коридора, в которой, как меня пытались убедить, решётка в окне нужна для сохранности рации. Но той там, разумеется, не было.
Прежде чего бы то ни было прочего, я извлёк из окна железную раму с такими же прутьями и поставил её снаружи, в густой, доросший до подоконника бурьян. Затем я побелил стены и весь, напролёт, вечер вёл баталии с мириадами вампиров, прикинувшихся комарами, вооружённый холодным оружием из свёрнутой в трубку газеты.
На следующее утро Славик Аксянов, в крепко измордованном состоянии внешности, спросил, чем это я занимался весь вечер после ремонта.
— Сафари,— кратко ответил я, не вдаваясь в подробности, по нему и без того было видно, что едва жив, после газеты.
Остальные двери коридора стояли запертыми, за исключение первой направо от входа, где находился душ.
Работники шахты прибывали утренним грузовиком из Вапнярки и Новой Дофиновки. Подъезжая, они гикали и свистели в кузове как черти, но сами себя называли махновцами.
Раз в два дня они, пáрами, наполняли большой бак душа водой, которую натаскивали из небольшой халабуды в овраге, метров за тридцать от общежития. Она скрывала глубокий колодец с ведром на цепи железного ворота. Электрические тэны нагревали содержимое бака задолго до окончания рабочей смены.
В стороне от барачного общежития, из высокой травы на склоне виднелась верхняя часть будки одноместного сортира с жестяными стенками. Дверь отсутствовала, и к сооружению следовало приближаться с каким-либо упреждающим насвистыванием, чтобы не застать пользователя в позе орла на жёрдочке…
Из бездверной коробки сортира открывался великолепный вид на водную гладь лимана и его крутой противоположный берег.