Вряд ли есть необходимость чрезмерно уточнять, что в те безыскусно простецкие дни коммуникационной девственности, ни в одном из даже самых бесстрашных умов (в самых горячечно нескромных его грёзах) не возникало мысленных фантазий об установке камер наблюдения в местах общественного пользования.
Что же тогда (с учётом недоразвитости соответствующих технологий в описываемый период) послужило причиной необъяснимой сцены, разыгравшейся вечером того же дня в очереди пассажиров, стоявшей на автобусной остановке перед Киевским автовокзалом?
Ответ может быть только один — бдительность таксиста.
. .. .
Итак, вернёмся к таксисту на стоянке такси, рядом со спуском в подземный зал хранения багажа, на Киевском Вокзале Поездов Дальнего Следования…
В 17:06 молодой человек лет двадцати пяти-семи, рост метр семьдесят шесть-восемь сантиметров, шатен, прямые волосы, подстриженные усы, — поднялся из подземного перехода. На нём был серый пиджак и серые брюки, несовпадающего с пиджаком оттенка. Под пиджаком виднелась летняя рубаха синего цвета.
Заметно чем-то расстроенный, шатен сел в такси, где предложил водителю сходить вместо него в зал хранения багажа и принести портфель и сумку из автоматической камеры хранения, номер и код которой он предоставит. Таксист, естественно, отказался.
Индивид впал в раздумье, покручивая горелую спичку в пальцах правой руки. Затем вздохнул, сломал спичку теми же пальцами, попросил немного подождать, и — скрылся вниз по ступеням перехода. Пять минут спустя, он появился снова уже с вещами и просьбой отвезти его на Киевский автовокзал.
Будучи доставленным в указанное место, пассажир расплатился, повесил сумку через левое плечо и, ухватив ручку портфеля также левой, захлопнул дверь. Синхронно со щёлкнувшим устройством дверного замка и якобы случайно, он вытер никелированную ручку дверцы правой полой своего пиджака, уничтожая, по всем канонам криминальных фильмов, свои отпечатки пальцев. После перечисленных манипуляций, шатен скрылся в дверях автовокзала междугороднего сообщения.
Что оставалось делать таксисту?
Естественно, он позвонил (из будки ближайшего телефона-автомата) оперативному работнику, с которым секретно сотрудничал под рабочим псевдонимом «Трактор».
Чему стала свидетелем очередь пассажиров, в которую влился и я, вернувшись из автовокзала, после посещения там мужского туалета и остолбенелого стояния, на протяжении пяти минут, посреди вестибюля, не отрывая взгляд от многометровой улыбки стюардессы, в синей форменной пилотке, на громадном плакате «Летайте самолётами Аэрофлота!»?
Рядом с остановкой резко затормозила машина марки «Жигули» ярко-красного, свеже-промытого цвета. Из неё вышел темноволосый мужчина в тёмных очках, подошёл ко мне и, протянув ключ зажигания в связке с различными остальными ключами, произнёс: «Садись в машину, сейчас поедем». Храня молчание, я отвернулся. Мужчина проследовал в здание автовокзала.
Вскоре два молодых человека появились из-за правого угла здания — один в форме милиционера, второй в гражданской одежде. Оба заняли позицию справа от очереди. Из-за левого угла появился всё тот же мужчина в чёрных очках на пару со спутником невысокого роста, покрытого матерчатой кепкой. Они остановились с противоположной стороны очереди.
Человек в кепке (явный ханыга и алкаш) смешался с очередью пассажиров, приблизился ко мне и начал тереться сзади. Очередь непонимающе оглядывалась. Я безучастно стоял, держась рукой за ремень висящей с плеча сумки. Вторая в это самое время удерживала портфель.
Омерзительную сцену прервало прибытие к остановке автобуса с надписью «Полёт» на борту.
. .. .
По пути в аэропорт Борисполя, я не отвечал на недоуменные взгляды попутчиков, возвращаясь умственным взором к тому, чего не зафиксировала камера наблюдения (которую ещё не изобрели, что и привело к её отсутствию) в пустом мужском туалете Киевского автовокзала междугороднего сообщения.
Я подошёл к наклонному жёлобу общего писсуара вдоль стены и высыпал в него горчично-коричневую пыль всей дури, что была при мне. Упаковочный лист бумаги я смял и бросил в урну. Как обучали меня Французские криминальные драмы с Бельмондо в главной роли.
(...это свидетельствует о возможности программировать меня не только текстом, но и посредством кинематографии тоже.
Всю дальнейшую жизнь, вплоть до текущей ночи в этом лесу на берегах речки Варанда, я прожил до противности упорным воздержанцем…)
. .. .
В аэропорту Борисполя я не воспользовался автоматической камерой хранения, а сдал вещи на полки общей: пускай уже прошманают багаж и поймут, что незачем тереть их ханыг-провокаторов об мой зад…
Билет до Одессы на попутный самолёт из Москвы стоил 17 руб., что не превышало наличного запаса в 20 рублей, отложенного для прожития до первого аванса на строительных площадках портового города-спутника…
~ ~ ~
Одесский аэропорт за темнотою я не разглядел, и городским автобусом приехал на автовокзал, где билетные кассы были уже все заперты, но камера хранения работала, а в зале ожидания имелись скамьи для сидячей ночёвки.
Конечно да, я чувствовал себя победителем, потому что сумел, несмотря ни на что, прорваться через Киев. Головокружение от успеха заверяло меня в полнейшей персональной неуязвимости.
Возврат к реальному статус-кво явился не слишком приятным, когда редкая череда пассажиров сонно потянулась в утренний рассвет, через заднюю дверь вокзала, на первый автобус. В брезжащем свете начала дня, они прошаркивали мимо меня, запрокинувшего, в состоянии вязкой полудрёмы (всё с той же демонстративной наглостью победителя), голову — поверх спинки скамьи, на беззащитно открытой всем и вся шее.
Боль от иглы, вонзённой правее кадыка, заставила меня ущипнуть кожу в районе сонной артерии. Конечно, никакой иглы там не оказалось, но явственное ощущение воткнутой или, скорее даже, выдернутой впопыхах иголки не проходило. Последующие полчаса я морщился, время от времени потирая пустую шею.
Открылась билетная касса, и мне сказали, что на Южный рейсов нет, туда мне надо ехать автобусом местного сообщения, с автостанции № 3, которая рядом с Новым Базаром.
. .. .
Добравшись туда и изучив расписание движения автобусов автостанции, где строчка «Южный» неоднократно повторялась, я решил перед отъездом прогуляться, ведь это ж — боже ж ты, чёрт побери, мой! — это же Одесса-Мама! Я в Одессе! Ахху… ё-моё!
В конце небольшого зала (вернее просто комнаты) автостанции стояла всего пара секций автоматических камер хранения. Все ячейки заперты, кроме одной — в самом верхнем ряду секции. Я засунул туда вещи, составил код, бросил 15 коп. в щель и — захлопнул.
Замок не откликнулся запирающим щёлком, вот почему ячейка оставалась свободной.
Переложив документы из портфеля во внутренний карман пиджака, я потихоньку прикрыл дверцу, чтобы она не распахивалась. На гребне подкатившей, вздымающейся как волна-цунами эйфории, я покинул станцию, чтобы войти в Одессу...
~ ~ ~
Не всем суждено испытать состояние полного счастья в их жизни. Мне удалось объегорить судебные власти. Более того, я могу указать время и место пережитого мной абсолютного счастья. Это — те недолгие часы моей первой прогулки по Одессе.
. .. .
Радостный свет солнца разливался по улицам, где проходил я. Вернее, меня уже не было, я стал частью всего вокруг, и всё являлось частью меня в этом незнакомом городе, где каждый встречный узнавал меня, ведь все так долго ждали тут моего прибытия. Мне передавалось, что думают люди, а от меня исходили мысленные ответы на их мысли…
Вот радостно шагает женщина, гордая своей красотой.
...ах!.. она хороша!
И она расцветает победно.
...но у меня есть Ира...
И женщина, погрустнев, опускает голову, проходит мимо.
Кавказцу средних лет, что скучал на углу, озираясь зевающим взглядом, подбрасываю мысль — «Э, Джавад, я помню твой удар кинжалом!»
Скуки — как не бывало! Она скатилась прочь по горестно опавшим плечам. Ус дёрнулся, ошеломлённый вдруг всплывшим припоминанием вероломного выпада фехтующего Джавада, о котором, секунду назад, ни сном ни духом. Джавад, ты кто, э?!
...ладно, не будем о грустном...
Быстроногая стайка пионеров в алых галстуках и белых рубашках спешит мимо на торжества по случаю прибытия меня. Наконец-то с нами!
Захожу в большой книжный магазин, сделать выбор на будущее, общаюсь с продавцами и покупателями, не открывая рта.
Шагаю по ступеням неоднократно кинозвёздной лестницы, мимо памятника Ришелье, который так никогда и не стал кардиналом. В зелёной роще неподалёку — снова пионеры, но уже другое звено. Чересчур увлеклись наблюдением обыденных вагонов с товарами для порта.
— Пионеры! — кричу им. — Корабли красивее вагонов!
Оглядываются, машут, улыбаются Узнали меня!
Таксист отвозит меня в ресторан «Братислава», в пути объясняет, по-братски, что в будние дни — это столовая. Но сегодня праздник — мой приезд, и ему тоже известно, что это — долгожданный я.
вверх-скок
(...в данном контексте, термин «причина» применён без углубления в многослойность его смыслов. Тут взято его издавна устоявшееся значение, которым и поныне пользуются «учёные умы» (да, в кавычках — их правильнее называть «полный отстой») при расположении реалий окружающей действительности в линейно ортодоксальную и конвенционально воспринимаемую последовательность схематично стандартной цепочки-континиума «причина-следствие».
Однако в период, о котором речь, я уже покинул пределы устаревшей этиологии, вследствие избыточно углублённой поглощённости отслеживанием хитросплетений в прерывистой и недовершённо сочленённой последовательности трансцендентальных символов и знаков различного содержания, являвшихся мне в нежданных всплесках откровений, побуждавших дерзать в изыскании новых, ускользающих, но таких манящих уровней всеобъемлющего понимания сопредельно реальной действительности, погребённой наносной фальшивой и косной легковесностью, с тем чтобы посредством провидческих озарений достичь истинного понимания мира и моей роли в нём, ведь «зачастую края могут приподыматься, ненадолго, и мы зрим то, что нам не полагалось...», цитируя достославного Американского трансценденталиста…)