Подтверждение тому, что меня, как избранного, фактически оберегают, состоялось в тот момент, когда ко мне подкрадывался стеклоглазый. Причём из самых, несомненно, злонамеренных побуждений…
. .. .
Есть стеклоглазые и стеклоглазые, они разнятся между собой, и вполне распределимы на три несовпадающие категории.
Возьмём для начала тех, у кого остекленелость органов зрения сочетается с ярко выраженной белизной глазных яблок. Такие — безвредны. Они, безусловно, одержимы, однако остаются всего лишь инструментом, средством сбора информации — как оно тут что?
Данная разновидность — всего лишь орудие, своего рода подзорная труба, но и не более того. Куда переправляется информация? Кто получатель? Наивный вопрос — к бывшим обитателям Олимпа в их нынешней, конечно, ипостаси. Они ещё со времён античности освоили метаморфозы, им форму поменять, что два пальца... ну и так далее.
Отличительная черта стеклоглазых из второй категории — это мутный блеск, разлившийся по поверхности белков. Они работают сами на себя, выискивая, где бы «кровцы испить», или как-то иначе подзарядится на твой счёт.
— Там будет подземный переход для людей, но и нам тоже можно, — одна из таких сказала мне, явно приняв за своего в незнакомом и плохо освещённом районе ночной Одессы.
Перед этим я спрашивал, как пройти к автовокзалу — их излюбленной кормушке. Как раз такие и поджидали меня, поторапливая гардеробщицу ресторана «Братислава», чтоб меньше базарила, (но то был не пустой базар, а разговор исполненный глубокого смысла, понятного нам обоим, хотя не каждый из двух в равной мере и до полной ясности понимал суть беседы) да поскорее отправляла б уже дичь за дверь — меня с разодранным бедром…
. .. .
А при прохождении медицинской комиссии для трудоустройства (задним числом, недели через две) для сдачи крови на анализ меня подбросили до вапнярского медпункта.
Войдя в кабинет, я выявил там (помимо медсестры в белой униформе) тучную даму в штатском, с уже помянутой мутной туманностью глаз. (Стеклоглазость второй категории.)
Расселась, понимаешь ты, на кушетке, а между губ, из уголка их, свисает длинное гибкое жало защитного цвета. Тут медсестра спешит меня заверить, что трубка — это всего лишь зонд, а и дама нам никак мешать не станет. Будто бы я по глазам не вижу, какого пошиба эта дама, и что ей тут конкретно надо.
Затем, согласно обычной рутине, медсестра палец мне проколола, сдавила и тут!.. Вместо обычной капельки крови из проколотой подушечки, палец вдруг выдаёт миниатюрный фонтан! Толщиной с иголку, как из соска кормящей женщины при сцеживании. Но с молоком по цвету отнюдь не совпадает. Я в жизни ничего подобного не видел!
И изумился не только я один: у дамы — челюсть нараспах, и этот якобы зонд вот-вот выпрыгнет. Ну чисто тебе шакал-алик, который вымолил сто грамм, а ему в стопку, всю трёхлитровую банку самогона вху... вхлюпнули, то есть... вуй! сколько добра пропало!
. .. .
Но насчёт кроводобычи клыкобурением — это всё бабушкины сказки для малолеток. Они заправку производят неприметно, используя весьма эффективную (хотя не до конца понятую мною) технологию...
~ ~ ~
Тот стекломутноглазый промысловик из второй категории, который хотел подпитаться мною, подкатил к общежитию на «Волге» в качестве шофёра своего начальника. Там в коридоре имелся также редко отпираемый кабинет, куда являлись желающие сговориться с инженером о вывозе кубика из навала перед конторой шахты на дне бывшего карьера. И это стало предысторией последующего проишестия.
В тот день, как обычно, я поднялся на-гора́ пообедать в общежитии, и мыл руки под рукомойником на столбе в непосредственной близи от входа.
Меня стеклоглазый не знал, будучи проездом, и подкрадывался ко мне с оружием наготове — артефакт из якобы алюминиевой проволоки странной конфигурации, общая длина ориентировочно составляла сантиметров двадцать.
Заметив мутную стеклянность, разлитую в его глазах, а также охотничью мягкость походки, которой тот подкрадывается, я понял, мне — каюк.
Он сократил дистанцию до самой минимальной и, когда ему оставалось всего лишь вскинуть свою закарлючину, серый котёнок выпрыгнул вдруг из травы и тернýлся загривком о чёрную штанину моей робы.
Стеклоглазый браконьер мгновенно утратил всякий интерес, опустил оружие и разочарованно вернулся за руль машины. Неизвестный спаситель котёнок, которого я никогда —(ни прежде, ни впоследствии)— в окрестностях не видел, вновь скрылся в траве…
. .. .
Но в основном приходилось полагаться на свою собственную осмотрительность. Как на том узком галечном пляже под обрывом Чабанки…
Я хотел поплавать в море и уже вошёл в спокойные медленные волны, но... остановился. — Два рыбака, в плавках и с удочками в руках, стояли на паре раздельных валунов, между мной и морем.
Ширины разделявшего их пространства вполне хватало, чтобы проплыть между. Однако я успел понять, что удочки — это шлагбаум, запирающий путь в необозримую водную ширь. Пришлось дождаться момента, когда оба они, синхронно, вскинули свои удочки (а неплохо клюёт!), и уж тогда нырнуть под набегавшую волну, а затем свободно плыть дальше — прочь от пляжа.
. .. .
Плыл я долго, порою отдыхал, лёжа на воде и удивляясь — почему это мой отец говорил, будто солёная вода моря поддерживает пловца? Никакой разницы с лежанием на пресной воде…
Затем я снова принимался плыть, главным образом на спине, жмурясь лицом к жару солнца, сверкавшего в ярком небе, пока не ощутил толчок в плечо.
Оглянувшись, я увидал чуть глубже поверхности белесовато-прозрачное тело медузы широкой как таз. Я обплыл её и продолжил путь, но затем медузы стали встречаться всё чаще и чаще — огибая одну, утыкаешься в следующую.
Приподнявшись торчком из воды, я посмотрел вперёд и увидел, что их тут скопилось непроходимое стадо, и своими полупрозрачными телами они превратили спокойные, блестящие солнцем волны в какой-то медузий кисель. Мне не хватило отваги переть напролом, раздвигая их скопище, я развернулся и поплыл обратно, к уже довольно-таки далёкому берегу...
~ ~ ~
Пляж Чабанки покрывала разноцветная, достаточно крупная галька, но попадались и полосы влажного песка. На одной из таких полос у самой кромки воды, я хотел написать ИРА, но волны не позволяли.
Они набегали и заравнивали бороздки в мокром песке, прежде чем получалось выписать все буквы, и я только зря раскровянил палец об неприметно мелкие осколки ракушек, пока не сдался…
. .. .
А первая моя встреча с морем состоялась на пляже Новой Дофиновки, куда я пошёл после работы, вдоль берега морского лимана, который дотягивался аж до общежития. Вода в нём гладкая и очень прозрачная. Я шёл пока не увидел в ней лысые автопокрышки от грузовика, которые какой-то скот скатил туда по склону берега.
Пришлось мне снять штаны и зайти в мелкую воду, чтобы вытащить этот хлам. Но за следующим поворотом лимана я увидел, что дальше в нём вообще свалка — жизни не хватит, всё то повытаскивать, а уже вечер. Дальше пошли заросли камыша до самого шоссе, за которым — одно только море...
Когда идёшь просёлочной дорогой от шахты в Новую Дофиновку, то иногда над полями висят громадные корабли. Корабли эти, конечно же, не висят, а стоят в море, которое неприметно сливается своим горизонтом с небом. Поэтому смотришь — поле, а над ним корабль и, чуть касаясь его носа, переливается красным огромный шар заходящего солнца.
Эти корабли, из-за своей громадности, не помещаются в порту, вот и вынуждены стоять посреди неба с морем…...
вверх-скок