Факт, подтвердивший, что меня, как избранного, оберегают, имел место, когда ко мне подкрадывался стеклоглазый из, несомненно, злонамеренных побуждений…
Есть стеклоглазые и стеклоглазые, они разнятся между собой, и вполне распределимы на три несовпадающие разновидности.
Возьмём, для начала, тех, у кого остекленелость органов зрения сочетается с ярко выраженной белизной глазных яблок. Такие — безвредны. Они, безусловно, одержимы, однако остаются всего лишь инструментом, средством сбора информации — как оно тут что?
Эти всего лишь орудие, своего рода подзорная труба, но и не более того. Куда направляется информация? Кто получатель? Наивный вопрос — к бывшим обитателям Олимпа в их нынешней, конечно, ипостаси. Они ещё с времён античности освоили метаморфозы, им форму поменять, что два пальца... ну и так далее.
Отличительная черта второй разновидности — это мутный блеск, разлившийся по поверхности белков. Они работают сами на себя, выискивая, где бы «кровцы испить», или как-то иначе подзарядится на твой счёт.
— Там будет подземный переход для людей, но и нам тоже можно,— одна из таких сказала мне, явно приняв за своего в незнакомом и плохо освещённом районе ночной Одессы.
Перед этим я спрашивал, как пройти к автовокзалу — их излюбленной кормушке. Как раз такие и поджидали меня, поторапливая гардеробщицу ресторана «Братислава», чтоб меньше базарила, (но то был не пустой базар, а разговор исполненный глубокого смысла, понятного нам обоим, хоть и не каждый из двух вёл его с предельным пониманием до полной ясности, в равной мере) да поскорее отправляла б уже дичь за дверь — меня с разодранным бедром…
А при прохождении медицинской комиссии для трудоустройства (задним числом, недели через две) кровь на анализ брали у меня в медпункте Вапнярки.
Войдя в кабинет, я обнаружил там, помимо медсестры, тучную даму в штатском, с такой же вот мутной туманностью в глазах; второразрядная стеклоглазость.
Сидит себе на кушетке, а между губ, из уголка, свисает длинное гибкое жало защитного цвета. Тут медсестра спешит меня заверить, что трубка — это всего лишь зонд, а и дама нам вовсе не мешает. Будто бы я по глазам не вижу, какого пошиба эта дама, и что, конкретно, ей тут надо.
Медсестра, уж как заведено, мне палец проколола и сдавила... но тут, вместо обычной капельки крови, из прокола в своей подушечке, он выдаёт крохотный фонтан! Где-то толщиной с иглу, как из соска кормящей женщины, при сцеживании. Но с молоком по цвету не совпал. Я в жизни ничего подобного не видел!
И изумился не только я один: у дамы — челюсть распахнулась и этот, якобы, зонд вот-вот выскочит. Ну чисто тебе алик, который выпросил сто грамм, а ему в стопку, всю трёхлитровую банку самогона вху... вхлюпнули, то есть... вуй! сколько добра пропало!
Но насчёт кроводобычи клыкобурением — это всё бабушкины сказки для деток малых. Они заправку производят неприметно, используя весьма эффективную (хоть не совсем понятую мною) технологию...
~ ~ ~
Тот стеклоглазый промысловик замутнённой разновидности, который хотел подпитаться мною, прикатил на Волге в общежитие, в качестве водителя у своего начальника. Там в коридоре имелся также редко отпираемый кабинет, куда являлись на сговор с инженером, о вывозе кубика из навала перед конторой шахты.
В тот день, как обычно, я поднялся на-гора́ пообедать в общежитии, и мыл руки под рукомойником, недалеко от входа.
Меня стеклоглазый не знал, будучи проездом, и подкрадывался с оружием в руках — артефакт из, якобы, алюминиевой проволоки странной конфигурации, общая длина, ориентировочно, составляла сантиметров двадцать.
Заметив мутную стеклянность, разлитую в его глазах, а также мягкость, с которой тот подкрадывался, я понял, что мне — каюк.
Он сократил дистанцию до самой минимальной и, когда ему осталось всего лишь протянуть свою закарлючину, серый котёнок выпрыгнул вдруг из травы и тернýлся загривком о чёрную штанину моей робы.
Стеклоглазый браконьер мгновенно утратил всякий интерес, опустил оружие и вернулся в машину. Неизвестный спаситель котёнок, которого я никогда — ни прежде, ни впоследствии — не видел в округе, вновь скрылся в траву...
Однако, чаще приходилось полагаться на свою собственную осмотрительность. Как на том узком галечном пляже под обрывом Чабанки… Я хотел поплавать в море и уже вошёл в спокойные медленные волны, но... остановился: два рыбака, в плавках и с удочками в руках, стояли на паре раздельных валунов, между мной и морем.
Водного пространства между ними вполне хватало, чтобы проплыть, но я понял, что удочки — это шлагбаум, запирающий путь в необозримую ширь моря. И только улучив момент, когда оба они, синхронно, выдернули свои удочки (неплохо клюёт!), я нырнул вперёд и поплыл прочь от пляжа.
Плыл я долго, порою отдыхал, лёжа на воде и удивляясь — почему это мой отец говорил, будто солёная вода моря поддерживает пловца? Никакой разницы с лежанием на пресной воде… Потом я плыл дальше, главным образом на спине, лицом к тёплому яркому небу, пока не ощутил толчок в плечо.
Оглянувшись, я увидал в воде медузу, белесо-прозрачную и широкую как таз. Я обплыл её и продолжил путь, но затем медузы начали встречаться всё чаще и чаще — огибая одну, утыкаешься в следующую.
Приподнявшись торчком из воды, я посмотрел вперёд и увидел, что их тут скопилось непроходимое стадо, и своими полупрозрачными телами они превратили спокойные блестящие солнцем волны в какой-то медузий кисель. Мне не хватило отваги переть напролом, раздвигая их скопище, я развернулся и поплыл обратно, к уже довольно-таки отдалившемуся берегу...
~ ~ ~
Пляж Чабанки покрывала разноцветная, достаточно крупная галька, но попадались и полосы влажного песка. На одной из таких полос, у самой кромки воды, я хотел написать ИРА, но волны не позволяли.
Они набегали и заравнивали бороздки в мокром песке, прежде чем получалось выписать все буквы, и я только зря раскровянил палец об неприметно мелкие осколки ракушек, пока не сдался...
Но моя первая встреча с морем состоялась на пляже Новой Дофиновки, куда я пошёл после работы, вдоль берега морского лимана, который дотягивался аж до общежития. Вода в нём гладкая и очень прозрачная. Я шёл пока не увидел в ней лысые автопокрышки от грузовика, которые сбросил с берега какой-то придурок.
Пришлось снять штаны и зайти в мелкую воду, чтобы вытащить этот хлам, но за следующим поворотом лимана я увидел, что дальше в нём вообще свалка — жизни не хватит, чтоб всё повытаскивать, а уже вечер. Дальше пошли заросли камыша до самого шоссе, за которым — одно только море...
А если от шахты идти в Новую Дофиновку просёлочной дорогой, то иногда там, над полями, висят громадные корабли. Корабли эти, конечно же, в море стоят, но оно у горизонта сливается с небом, поэтому смотришь — поле, а над ним корабль и, чуть касаясь его носа, переливается красным огромный шар заходящего солнца.
Эти корабли, из-за своей громадности, не помещаются в порту, вот и вынуждены стоять посреди неба с морем…...
вверх-скок