Я занял позицию сочувствующего Мастеру. Он мне понравился просто так, без доказательств или фокусов типа размножения рыбы с хлебами, и такое прочее. С меня, фактически, хватило и одного чуда — с омоложением паспорта.
Кстати, главный под Главным тоже предъявлял свои верительные грамоты. Как будто кому-то ещё не дошло!
Явился во время обеденного перерыва, типа проводить профсоюзное собрание трудового коллектива. (А то как же! Какая преисподняя без профсоюза?)
Собравшиеся расположились под деревьями, возле общежития. Он перед всеми на стул уселся, туфли снял, да и носки тоже. Типа, ну вот ведь глупость, а? Все эти сплетни про мои копыта! Нетути!
Но мне-то баки не забьёшь! На уши не повесишь лапшу иллюзорности.
Чертяки махновцы разлеглись в траве, в своих чёрных робах. Только я в белой нейлоновой рубахе, которую под спецовкой носил, а каждый вечер простирывал, когда в душе мылся.
(...нейлон для стирки идеален — шесть секунд потрёшь и чистый, а сохнет и того быстрей...)
В виде корректной, хоть и ехидной реплики, я каску снял. Без слов. Типа, ты тут бескопытность надумал демонстрировать? Ну так полюбуйся на мою безрогость! А остальные, кто пришёл из шахты — все поголовно в касках. Особенно Славик Аксянов.
И в таком раскладе минут десять попрофсоюзились, как вдруг петух кукарекнул.
Батюшки-светы! В одну секунду главный, который не Главный, носки — в карман, голые ноги в туфли вколотил и — ходу! А к нему враз, как из под земли, выскакивает байкер, в чёрном весь. И каска чёрной кожи, как на шахтёрах их кинохроники про первые пятилетки.
Вжиик! И усвистали в сторону Новой Дофиновки. Не ясно разве? Кто когти рвёт при крике петуха?
Не то, чтобы я конфронтовал с… ну, скажем… главным инженером, но некоторые трения случались. Как в тот раз, когда, у заднего конца общежития, самосвал ссыпал кучу угля на зиму, а я весь тот антрацит в кочегарку перелопатил. А уже в конце дня, он заявился из Вапнярки и спрашивает, высокомерно так: «Ну, что ты хочешь? Трёшки хватит?»
Меня заело: полдня на солнцепёке карячился, а он тут, как типа подачки последнему ханыге. Ладно, ты — князь тьмы, но так и я ж, как-никак, избранный, хотя и беспросветный.
— Нет!— грю.— Пусть мне заплатят по расценкам.
— Так ты и этого тогда не получишь.
Ему я не поверил, а на следующий день взял отгул и поехал в Одессу, на Площадь Полярников. Мне в коридоре показали дверь главного бухгалтера, фамилия Вицман.
И только я шагнул в тот кабинет — на столе главбуха телефон задзинтилинькал, тот снимает трубку: «Вас слушают».
(...вот буквально так, слово в слово «Вас слушают». Чисто, гладко, безлично. Ни с какого боку не укулупнёшь. Ай, да Вицман!.)
Излагаю суть — секундально усекает и достаёт толстую книгу в мягкой серой обложке "Единые Нормы и Расценки", отыскивает, что там насчёт погрузочно-разгрузочных работ сыпучего угля, и даёт прочесть.
Так там, чёрным по белому, стоит, что если бы я лопатил в Заполярье — для оплаты по наивысшим, северным, коэффициентам — и при этом каждый совок трижды обносил вокруг всего общежития, прежде чем швырнуть в окно кочегарки, тем самым накручивая расстояние при перемещении груза, то и тогда, по расценкам этой нормативной библии, мне полагается 1 руб. 20 коп.
(...и открылось мне, не прозревавшему истины дотоле, что мастерам, прорабам, инженерам и т. д. и т. п. — в ножки кланяйся, работный люд, за туфту, которую они рисуют в нарядах на исполнение работ. Без приписок их, рабочий класс вымер бы давным-давно, совместно с семьями.
Молись за благодетелей своих, хлеб твой насущный подающих, О, пролетариат!
Но какой па́дел гнусный все те тарифы составлял? Я б с ним, по-братски, лопатой поделился...)
А в другой раз выплату аванса задержали, и я главного инженера на дому посещал, в Одессе. По случаю субботы отгул не понадобился.
А окопался он возле Горбатого Моста. Собственный домик. Жена и сынок пятиклассник. Угостил он меня стаканом томатного сока домашней выделки. (Ага!..) Всё как положено — красная такая, густая солоноватая жидкость. А как откажешься? Маргарита тоже пила, на ежегодном балу Воланда в Москве.
(...зато чай я до сих пор завариваю по тому рецепту, как он поделился…)
В тот вечер он ещё и воспоминаниями делился, про трудовую деятельность в Арктике, где после работы клал пару кирпичей на электроплитку, а сверху жену сажал, для приведения в рабочее состояние на ночь…
~ ~ ~
Один раз нечистые затеяли попытку путча — хотели изменить расклад стратификаций мира. За день до этого инженер Пугачёв нарисовался в общежитии, и открыл одну из запертых дверей коридора, под видом раздачи продовольственных продуктов до зарплаты.
Я по коридору проходил, мне Славик Аксянов из комнаты кричит: «Иди, тоже получай!»
Пятёрка махновцев в пустой комнате, и ящик с пачками "Примы" на столе без стула. Пугачёв им выдаёт по пять-десять пачек каждому.
Продукты питания, да? Боеприпасы!
— Нет, спасибо, я Беломор курю.
На выходе уже, слышу, Славик чертей мотивирует: «Не боись! Молодость всё спишет!»
На следующий день в Одессе не работал ни один светофор. Творился полный кавардак. Посторонние люди орали друг на друга. Троллейбусы прыгали, как угорелые. Стрельбы, конечно, не слыхать, потому что путч проводился на другом уровне. Но, по моим оценкам, не прокатило у красных дьяволят, поскольку я успел купить "Атлас Мира", тонкий буклет в мягкой нежно-зелёной обложке.
~ ~ ~
В Одессе тех дней, самым устоявшимся и общеупотребительным выражением одобрения было «то, шо любишь!»
— Но то вам как последний Сонечкин жених?
— То, шо любишь!
А вместо «нет» говорили «хуй маме!»
— Так, шо? Черноморец выграл или шо?
— Хуй маме!
Но поскольку вокруг была Одесса-Мама, это звучало даже патриотично.
В скверу на Дерибасовской, росли невиданные деревья, словно сбросившие собственную кору. Или, всё-таки, Платаны?
Вечерами там играл духовой оркестр, почти как во времена Иоганна Штрауса, только реже.
А в другом парке, но уже в дневное время, я нырнул в бассейн с пятиметровой вышки. В полёте аж ветер свистел в ушах. Чуть позже два парня тоже спрыгнули, держась за руки, но «бомбочкой», пятками вниз. На одном из них носки были, чёрные. Это так они мой след заметали от возможных хвостов...
В переговорном пункте междугородной телефонной связи, на Пушкинской, меня однажды неслабо прикололи. Я заказ сделал и вышел за дверь, распахнутую прямо на тротуар, и только лишь папиросу закурил — внутри динамики орут «Нежин! Кто-нибудь ожидает Нежин?»
Я папиросу — в урну. Заскакиваю: «Я! Я ожидаю!» А телефонистка за барьером в свой микрофон: «Ну так и ожидайте!» Весь зал прям грохнул… Это опять меня от чего-то спасали.
Один там мужик стоял. Его номер соединили. «Челябинск на линии! Кабина № 5!» А он, перед тем как идти, куда сказано, разочарованно так: «Э-э!» Вот это просвещённый! По одному только номеру кабины уже наперёд знает, чем разговор закончится.
С Одессой я познакомился довольно хорошо, в основном, пешком. Нашёл Публичную библиотеку № 2, и Привоз, где грузчики толкают перед собой вокзальные тележки и орут «Ноги! Ноги!», чтоб толпа им дорогу уступала.
Там же, на Привозе старая Цыганка на меня заклятье наложила по своим канонам, когда я ел гроздь винограда. Я даже и не понял за что, но ей виднее, а может просто под горячую руку подвернулся, не в ту долю секунды...
"Фабрика Желудочного Сока". Кто бы мог представить, что и такие предприятия бывают?!
Когда я проходил через дворы пятиэтажек, мужики, что «козла» забивают, начинали громче костями об столики трахать, чтоб кошек отпугнуть, которые целились перебежать мне дорогу. Тоже союзники...
~ ~ ~
В Одессу я автобусом ездил, только пару раз пешком. Там всего 20 км, а или около того.
Один раз прогулялся от Вапнярки до Новой Дофиновки вдоль моря, по высокому берегу. В одном месте какая-то военная установка стояла, за забором из колючки. Часовой кричать начал, что мимо них нельзя ходить, подошёл, начал документы требовать.
Я ему через проволоку свой платочек показал, с парусником. Он сразу понял, что уровень иной: «Ладно, проходи по-быстрому».
С той кручи вид очень красивый. Море спокойное, почти гладкое, но искрится и взблёскивает под солнцем. Иногда ветер набежит и ерошит воду, получается рисунок галактики. Спиральные, в основном. Ветер их с облаков срисовывал, что над морем висели...
вверх-скок