Банано-обтекаемоcть:
Опыт сущей литературной критики
~ ~ ~
34
Довольно крученый вопрос возник тут у меня от нечего делать. «Тут» — это в № 34, а вопрос этический. Об оптимальном количестве раз касаемо приносимых извинений. Вопрос отнюдь не праздный для тех, кто их приносит, вообще. Некоторые до такого не опускаются, считая, что извиниться есть принижением их "чести". Сразу же отбросим лишнее: «0 раз» отпадает сам собой при подходе к вопросу с позиций элементарной логики.
Окей, но дальше как? Хватит одного «звыняюсь», или сделать из него традиционный ритуал типа Дня Великой Победы, но разумеется не ежегодный, а с интервалом около суток, пока не погребёшь и без того тобой обиженного под многотонным терриконом грёбаных извинений? И с этого момента вопрос начинает выглядеть поинтереснее.
В пору беспечной юности в подобные изощрённости вдаваться некогда — ну наступил и наступил, бывает — и прёшь вперёд по мозолям следующих, кто увернуться не успел.
Однако, когда нагрянет период зрелой мудрости, мало-помалу начинаешь и в проблемы «этично-али-неэтично?» носом тыкаться. А куда денешься, если делать нечего, а время как-то убить надо.
С одной стороны житейские прописи гласят, будто кашу маслом не испортишь. Но имеются противопоказания, начиная с масла машинного и до прискорбного примера из классики, в котором чрезмерность извинений так и не позволила помирить Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем.
На этом основании пускаю прописи побоку, и просто ещё раз поблагодарю недорассмотренного автора недочитанного романа за мизерность содержания в его якобы главках (скороспело торопливых записях в блоге ниже среднего, per se), что предоставляет критику массу досуга, который позволяет поднимать извечные вопросы этики, морали и прочего сопутствующего мозгодёрства.
Вот почему предпринятый мною труд литературоведческой критики чем дальше тем больше напоминает (во всяком случае мне лично) кокосовый орех, он же костянка. И довольно-таки неравномерно стратифицированный орех: 45 % из скорлупы моего трандения, не понять с какого перепугу намолотого, прежде чем приступить к 10 % рассмотрения, чего там настрадал болезный в своей «главке», и — снова скорлупа, но уже с другого бока, на выход.
Однако хватит объяснений, поскольку, наконец, подходим к мякоти и, сквозь неё, к эндосперме содержания в № 34 — те самые 10 % внецерковной десятины, где —
Мы (вещает Варламов из своей кокосовой воды) думали, что перешагнули коммунизм, освободились и перед нами прямая дорога в счастливое будущее.
Ну не торопыга? Он явно кроме корочек члена Союза Писателей РФ ничего в руках не держал. Не раскрывал библию. Не знает, что Моисей народ свой 40 лет водил кругами по одной и той же пустыне, которую пешеход из учебника арифметики пересечёт максимум за неделю.
А зачем? Чтоб перемёрло поколение беженцев из Египта и выросло новое, которые не пользуются такими клише, как «прямой путь» или «светлое будущее».
Нет! С него достаточно понятий почерпываемых от коллег по блогеристике. Заглатывая и присущую им безграмотность. Отсюда же и его бездумное использование объективированных иллюзий (слово изречённое есть объект, то есть оторвано от истины и, следовательно, ложь).
Его «мы» ломают себе головы — как распорядится полученными ваучерами?
(Теми самыми, из-за умалчивания о которых я его упрекал, но уже успел извиниться. Приступая к данному кокосу мною проводилось взвешивание: повторять или не повторять, пока не передумал. Нет, будет с него и раза.)
Кто же эти варламовские «мы», на которых я так ополчаюсь?
А как иначе относиться к пустому знаку, который мало что говорит, и только напрягает? «Мы» у него — он с Фуфаевой, захмелелые от «революции»? Или это москвичи, требующие митингов (зрелищ)? Или все граждане Союза нерушимого, который сам по себе накрылся? Но ведь «мы» Степанакерта ваучеров и в глаза не видели, а прятались совместно: и коммунисты, и беспартийные в подвалах.
Город громили и бомбили со всех сторон и подходящих склонов — гаубицы, ракетные установки, и даже дальнобойные орудия переброшенные с Каспийской военной флотилии, доставшейся местному восприемнику лопнувшего СССР, объективированному в «Азербайджан».
Но памятник Дзержинскому в Москве так и не сверзили, чему А. Варламов привёл перечень технических обоснований. Их достоверность мне не с руки проверять рулеткой — правда ли, или опять соврал? Не стану придираться к цвету старательно описанной им обёртки сыра в магазине, такого жутко дорогого. Не глядя верю в неряшливость «жёлтой прессы», печатавшей с массой опечаток на бумаге на гадкого качества. И меня не расшевелили его угрозы главе Главлита, что знает, кем угроблен был Главлит. (Мою толстокожесть мало тронуло, даже пропажа Учпедгиза.)
И вдруг встречает он Тимоху, друга детства, коновода дачной ребятни типа Тимура у Гайдара (просто без красного галстука).
Во время коллапса СССР швырял Тимка по танкам на улицах Москвы зажигательной матерщиной, а ныне угощает Славку пивом, по случаю своего отъезда в Амстердам.
Трепеща любящим сердцем, Славик раскатал губу на ключ от квартиры друга: даст или не даст? Вот бы дал — то-то Фуфаева рада будет!
Слюною предвкушений наполнилась «подвеска».