Банано-обтекаемоcть:
Опыт сущей литературной критики
~ ~ ~
21
Подмывало и меня не раз: особо так не париться, выписывая чей-то там портрет в какой-нито из своих не-критических книжек.
Портреты, в общем-то, устарелая литературная традиция, современному продвинутому читателю жаждется побольше действия, как в комиксах, или мультиках или в «Бойцовском Клубе» Чака ПолАника, он же ПолянЮк.
Тем более, что и сам-то вижу своим внутренним взором писательского воображения, что персонажу моему тоже некогда — вот-вот чего-то ляпнет или отчебучит. Время не ждёт!
А портрет выписывать — большая заморочка, особенно маслом, где речь словно реченька течёт. И зачастую скатываешься к списку с переизбытком слов «был-была-были» типа «у него был нос… глаза были… рот был… уши тоже были…» И портрет превращён в инвентаризацию учрежденческого завхоза.
А ведь же тянет иногда и что-то повыразительнее скараваджить.
«...орлиный нос клювился к изгибу губ, подобных луку Купидона, широкие ятаганы бровей, как пара чёрных радуг над вдумчивой синью глаз, поддерживали высокий лоб...» и так далее по самые уши.
Однако ходить этим путём — процесс довольно мудоёмкий, а результат — кикиморный, в итоге. Чем и объясняются подмывы податься в сторону наименьшего сопротивления — использовать какой-нибудь уже готовый, широко легализированный образ:
«Он выглядел как Майкл Дуглас после недельного запоя». Намного проще же, и динамизмом так и прёт, так и прёт.
Однако удержался я, и не свернул на эту дорожку, а проявил заботу о благе читателя. Далеко ведь не каждый библиофил из Тынды, а или даже Вышнего Волочка отслеживает перемены на переменчивом звёздонебосводе Голливуда. иИ плюс к тому, Майкл Майклу рознь. Сегодня он тебе молодой красавчик, а завтра скачаешь — э! Не тот уж Майкл! В прославленной ямочке на подбородке заметна пластическая подтяжка, и походкой нет нет да и заскрипит, с явной визуальностью. Как время-то летит в Голливуде! Вот и пошёл насмарку только что созданный тобой портретный образ, жалко же. И оттого-то творишь уже как Бог на душу положит.
На сущий, то есть, центр твой.
Варламова подмыл-таки соблазн, не устоял он и 21-ю главу начал с жёстких усов Максима Горького, он же Алёша Пешков, прилепив их мелкой безымянной сошке мелькнувшей по полотну «Одсуна». Тот снова вынырнет через страницу, 10 лет спустя, бритым ли, иль бородатым автору уже недосуг, второпях упомянет компьютерную припухловатость глаз, и — рысью дальше. Время не ждёт! Надо денюффку зарабатывать.
Так вот и бросаем читателя практически в неведении — какие же конкретно усы представлены для обозрения внутренним взором читательского воображения? Авторитетные усы Председателя Союза писателей Советского Союза? Или усы растимые Алёшей, избравшем псевдоним «Максим» для раскрутки в среде провинциальных газетчиков? Или усы на перепудившем «Буревестнике», стращавшем прежде, было дело, пингвинов-обывателей грядущей бурей революции. А тут и сами дёргаются в перепуге.
Впрочем, попробуй не вострепещи, — ЧК отстреливает каждого второго среди знакомых, а незнакомцев — пачками! Вот и сбежал Алексей Максимович от зверств победившей революции, им же воспетой загодя. Нашёл курортный остров Капри в заливе неаполитанском, где и затихарился…
На релоканте из России, Алексее Пешкове, усы обвисли с нескрываемой унылостью — не нашлось в фашистской Италии спроса на его таланты. Пришлось рулить обратно на коммунистическую родину, доказывать, что он всегда был за. Полегшало. Должность получил. Председательскую. На съездах речи говорил. Объявлял палачам ЧК-ОГПУ-НКВД какие они молодцы-ребята...
В общем, особо пристёбываться к усам удачливого со-товарища Варламов счёл излишним (он — эпитома и прототип осмотрительности). К тому же сверхзадача главы, как и остальных, бойкое исполнение плана глаголами о действии, поскольку глаголы о состоянии не отвечают велениям кабинетного времени (четвёртый вид его, для меня незнакомый, помимо случайных упоминаний в мета-мистической ветви философии).
Производственное задание пишбарышник отцокал браво. Славик + К. Фуфаева сбегают, гуляют, целуются, слушают ораторов, снова гуляют, посещают палаточные городки протестующих, смотрят демонстрации. Это же революция 90-х, как-никак.
Один раз Славик привёл Катю домой, познакомить с мамой его и сестрой. Женщины её не приняли. Отчего? Ну, он вам не Достоевский — факт отмечен и на том спасибо. Да и как истолкуешь, Они же ничего конкретного не высказали, обходясь недомолвками, намёками да вздохами, понятными только говорящим.
Короче, применили манеру недосказанностей осмотрительного Варламова, это у них в роду, семейное.