самое-пресамое
финальное произведение

Низкорослый щуплый Гриня мне почему-то напоминал Гудериана, которого я в жизни не видел. Мелькало в нём что-то такое генштабовское, причём явно из Вермахта. По выходным он отдыхал от блицкригов и, на пару с Григорием Григорьевичем, ездил рыбачить. Повсеместно, в пределах досягаемости пригородными и дизель-поездами. На удочку или мормышку, смотря по сезону.

Меня подкупила его вера в мой дар целителя. В тот раз, он меня остановил меня на лестничном марше, уходящем в открытое небо, потому что крыши ещё не было.

— Серёга, помоги! — Он приподнял пальцами верхнюю губу — показать беловатый прыщик на десне. Потом отстегнул булавку с внутреннего кармана телогрейки, где в рабочее время держал свои наручные часы, и протянул мне: «Проколи, а то болит зараза».

Я начал отнекиваться, что невозможно же среди этой пыли, грязи, и всё такое, без антисептиков, потому что для таких операций дезинфекция нужна.

— А где я тебе дезинфекцию возьму?

Ну, в боевиках, обычно открытым огнём обеззараживают… Он подержал конец булавки над зажжённой спичкой. Правда, результат меня совсем не удовлетворил — острие покрылось чёрной сажей.

Гриня окинул булавку критическим взглядом, вытер сажу об корку кирпичной пыли и прочих напластований на рукаве своей телогрейки: «На! Коли!»

А куда денешься? Человек столько усилий на дезинфекцию затратил...

~ ~ ~

Мыкола Хижняк прибыл в Конотоп, как те темноволосые кудрявые герои Французских романов, что приезжают в Париж с парой су в кармане и честолюбивыми планами покорить столицу.

Правда, у него была при себе троячка, а вместо шляпы с пером — кепка, которая не спасала в тридцатиградусный мороз той ночи.

Он не стал Капитаном мушкетёров, но он единственный известный мне каменщик шестого разряда.

Помимо этого, он имел квартиру, мотоцикл УРАЛ без коляски, и жену Катерину, которую, когда не спится, можно притянуть зá уши и разложить… И именно Мыкола Хижняк восполнил знания недополученные мною в институте.

Во время учёбы на Английском факультете НГПИ, я как-то не сумел себя заставить прочесть хоть что-нибудь из Томаса Гарди, хотя тот стоял в вопросах экзамена по зарубежке.

Даже сам не знаю — чем вызвалось подобное отношение, может какие-то аллюзии случились, нездоровые, с его честным именем Саксонских корней, но прям-таки несовместимость у меня с ним возникла. Вот ведь и понимаю ж, что надо, а всё равно не могу…

. .. .

Однажды среди штабелей плит перекрытия, мы с ним на пару рулеткой отыскивали нужную ширину, и Мыкола начал мне рассказывать какую-то длинную путаную историю.

Сначала я думал — это какой-то сериал из телевизора, и только уже под конец, когда погоня её настигла, но она беспробудно спала от усталости, а он сказал, дайте ей ещё поспать, пока не знает, что её поймали, мне таки дошло — убля! Так это ж так и не прочитанная мной «Тэсс из Рода Д'Эбервилей», хотя Хижняк, по ходу сюжета, туда ещё вплёл какой-то билет на самолёт…

~ ~ ~

Но официально, самой красивой женщиной в нашей бригаде считалась строповщица Катерина.

Вера Шарапова ей это в глаза так прямо и говорила, хотя Катерина и сама об этом знала. Тем более что она жена бригадира, а и что такого что не расписаны? Зато у них уже есть сын-семиклассник, от её первого брака.

На голове Катерины косынка из полупрозрачного газа поверх жёлтых кудряшек, а на шее ожерелье из крупных красных бусин. Под цвет помады на губах. Где-то в штабелях бетонных плит перекрытия, недалеко от растворной площадки, у неё заныкан треугольный осколок толстого зеркала, чтобы смотреться в свободное от лопаты время.

Сама себя она считала ничем не хуже Анфисы из сериала «Угрюм-река», особенно когда та явилась видением, чтобы Громов со скалы метнулся.

Во всяком случае, именно анфисиным призрачным жестом зазывала она меня на битый кирпич под зданием, когда я клал угол четвёртого этажа наутро после той серии: «Иди, Прошенька! Иди ко мне!» А может просто проверяла, хватит ли у меня дури, чтоб кинуться. Ведь ясно же, что не того, после того, как от живой порнухи отвернулся...

~ ~ ~

В тот раз двум парочкам захотелось оттянуться на лоне природы, и они всей шарой отошли за городскую черту На-Семи-Ветрах, метров на двести. Использовали полосу кустов, как ширму между собой и дорожным движением. В пылу спаривания, они не учли близкую стройку, где наша бригада, отложив инструменты, обменивалась экспертными комментариями по ходу командного выступления, как Римляне на трибунах Колизея, когда тот ещё обходился без капитального ремонта.

Но до чего же всё относительно в этом мире! Приходишь к финишу первым, а Анна Андреевна, плотно унасестившись на держаке своей лопаты, брошенной поперёк банки с «грязью», презрительно скажет: «Тю! Ото и все на шо ты годный?»

И только тот, который не того, отвернулся, сел за поддон и смотрел в обратном направлении, на дальнюю группу Берёз посреди «строительных угодий». Высокие, как деревья в Африканской саванне.

Нормальные так себя не ведут…

~ ~ ~

До женитьбы, Пётр Кирпа жил вдвоём с матерью, и зимою регулярно похвалялся, как, выйдя поутру в коридор хаты, он кружкой взламывал лёд в ведре и пил воду до того холодную, шо аж в зубы заходит.

Из нашей бригады он нравился мне меньше всех, но именно он помог мне доказать всем и, в первую очередь, самому себе, что я — настоящий каменщик.

Это случилось позднее, когда в бригаду влилась свежая кровь, в лице пары девчат, что только-только вышли в свет с ПТУшной скамьи, где-то в Западной Украине, и демобилизованного десантника Вовки. Мы тогда кончали второй этаж механического корпуса возле круглосуточной столовой для локомотивных бригад.

При высоте стены свыше 1,2 метров, кладка ведётся со столов-риштовок. Между мной и Кирпой было два таких стола, следовательно, метров пятнадцать. Он хотел покрасоваться перед парой молоденьких девчат в свежих ещё телогрейках, которые так смешно выговаривали «йой!», вот он и крикнул: «Держи, Серёга!»

И метнул в мою сторону кирочку, поверх разделявших нас поддонов и ящиков.

Инструмент летел, как томагавк Американских Индейцев, рукоять, вращением, сливалась в смазано-визуальный круг, кативший на меня по воздуху.

Я ничего не рассчитывал и не прикидывал. Я просто сделал шаг навстречу и поднял правую руку, а в момент, когда рукоять стукнула в ладонь, мне оставалось лишь стиснуть пальцы. Всё случилось само собой.

Увидав, что я не нырнул за кирпичи на поддоне, чтоб увернуться от броска, а стою с гордо поднятой кирочкой в руке, Кирпа тут же сменил пластинку, и похвастался притихшим вдруг девчатам: «Вот такие у нас в бригаде каменщики!»

Так что, мне есть, чем в своей жизни гордиться…

* * *