Цвейт наискосок поверх соуса видел. Лицо как у конец всему. Прежний шутник Ричи. Нынче лишь затасканные шуточки. Ушами дёргает. Кольцо салфетки в глаз вставляет. Рассылает теперь попрошайные письма со своим сыном. Косоглазый Волтер сэр это я сэр. За беспокойство только я думал дадите ли денег. Извините.
Опять рояль. Звучит лучше, чем я слышал в последний раз. Настроили должно быть.
Опять перестал. Доллард и Коули всё уламывали отнекивающегося певца.
— Давай, Саймон.
— Ну, Саймон же.
— Леди и джентльмены, я глубочайше тронут вашими добрыми увещеваниями.
— Ну, Саймон.
— С деньгами у меня туго, но, если вы одолжите своим вниманием, я восстараюсь вам спеть от поклонного сердца.
У колпака над сэндвичами в занавешивающей тени, Лидия свою бронзу и розу, ледиеву милость, дарила и придерживала: а в прохладе, голубо-зеленоватой от eau de Nilна французском: "воды Нила" здесь: желтовато-зелёный цвет , Мина – бокалам, с двумя её башенками злата.
Арфоаккорды вступления отзвучали. Аккорд протяжный, ждущий, вовлёк далекий голос.
— Когда прелестную увидел я впервые.
Ричи обернулся.
— Голос Сайма Дедалуса,– сказал он.
Встрепенувшись мозгом, пламенея щекой, слушали они, чувствуя как растекается прелестная струйка по коже, конечностям, человечьему сердцу, душе, хребту. Цвейт махнул Пэту, лысому Пэту официанту, тугому на ухо, распахнуть дверь ведущую в бар. Дверь в бар. Вот так. Так хватит. Пэт, прислужник, услужил, обслуживая послушать, ведь он был туг на ухо, у двери.
— Печаль моя, казалось, удалилась.
В затихшем воздухе пел голос им, негромкий, не дождь, не шелест листьев, так не прозвучат ни струны, ни свирель, ни—как там бишь её?—цевница, касаясь их притихшего слуха словами, их притихших сердец, каждое со своей припомнившейся жизнью. Хорошо, до чего хорошо слушать: печаль от них, от каждого, казалось, от обоих удалилась, лишь только как впервые увидали. Когда впервые узрели, пропавшие Ричи, Полди, милую красу, услыхали от той, от кого никак не ждали, её первое любовномягкое мягколюбовное слово.
Это любовь поёт: давнюю сладкую песнь любви. Цвейт раскрутил медленно эластичную тесёмку со своего пакета. Любви давний сладкий Sonnez laна французском: "звук от" злата. Цвейт окрутил новую петлю вкруг четырёх зубцов вилки, затянул, послабил и окрутил вкруг своих тревожно встревоженных, счетверённо, в октаву, окандалил их враз.
— Надеждой и восторгом полнясь.
У теноров – женщин дюжинами. Повышает их звучность. Бросают цветы к его ногам: когда мы cможем встретиться? У меня просто голова. Он не может петь перед цилиндрами. Враз утратишь ум и толк. Надушилась для него. Какие духи у твоей жены? Я хочу знать. Звя. Стоп. Тук-тук. Как идёт открывать, она непременно посмотрится в зеркало, прихожая. Дома? Как вы? Хорошо. Там? Что? Или? Коробочка пастилы, поцелуйные конфетки. В её сумочке. Да? Руки ощутили роскошные.
Увы! Голос взвился, вздыхая, изменившись: громкий, полный, сияющий, гордый.
— Увы, то грёзой было лишь пустой...
вверх-скок