Печали её поддинькнул колокольчик едока. В дверь из обеденного зала подошёл лысый Пэт, подошёл всполошённый Пэт, подошёл Пэт, официант из Ормонд-бара. Пиво для обедающего. Пиво без резвости она налила.
Нетерпеливясь, Лениен ожидал когда Бойлан, нетерпеливясь, когда призвякает коляской ухарь-парень.
Подняв крышку он (кто?) заглянул в гроб (гроб?) на косой трехсторонник (рояль!) струн. Он нажал (тот самый, что жал её руку умильно), слегка педалируя, тройку клавиш: посмотреть подход войлоковых толстот, услыхать приглушенные удары молоточков.
Два листа глянцевой плотной бумаги, экономятся два конверта, недаром у Виздома Хелиса меня прозвали мудрый Цвейт, у Дейла Генри Цветсон купил. Ты несчастлив в своем доме? Цветок мне в утешение, и булавку – смотри не уколись. Что-то означает, язык цветов. Фиалка это что? Невинность это. Порядочная девушка встречается после мессы. Спасибочки, очень нада. Цвейт озирал плакат на двери, покачиваясь, русалка курит меж красивых волн. Курят и русалки, самые душистые затяжки. Волосы вьются любострастно. Для кого-то из мужчин. Для Рауля.
Он глянул и увидал вдалеке, на Эссекском мосту, залихватскую шляпу катящую на одноосной коляске. Опять. Третий раз. Совпадение.
Звякая на мягких резинах, колесила она от моста к Ормонд-пристани. Упредить. Рвани. Только быстро. В четыре. Уже скоро. Ещё успею.
— Два пенса, сэр,– осмелилась сказать продавщица.
— Ах, да.. я забылся.. извините...
И четыре. В четыре она. Победительно она Цвеизмученному улыбнулась. Цве-таки пойду. Сле обеда. Думаешь ты один такой на свете? Она готова с каждым. Для мужчин.
В дремотной тиши склонялась злато над своей страницей.
Из салуна зов донёсся долго неумолчный. Это камертон настройщика, который он забыл, он сейчас ударил. Зов вновь. Это он теперь вскинут, это он теперь пульсирует. Слышишь? Бьется чисто, чище, мягко, мягче, его звукогудная развилка. Длясь в замирающем зове.
Пэт дал деньги за бутылку шипучего: и, над подносом на колесиках и бутылкой шипучего, перед уходом, пошептался он, лысый и всполошённый, с мисс Даус.
— Померкли звезды в вышине...
Бессловесная песня пропела изнутри, выпевая:
— ... утро настает.
Пригоршня птахонот отщебетнулась яркой трелью под чуткими руками. Ярко клавиши все взблескивая, связно, арфаккордно, воззвали к голосу запеть мелодию рассвета, юности, расстающейся любви, утра жизни, любви..
— Жемчужная роса...
Губы Лениена над стойкой шушукнули тихим приманным присвистом.
— Ну, взгляни на меня,– сказал он,– роза Рима.
Звяк приколесил к бордюру и стих.
Она поднялась и закрыла своё чтение, роза Рима. Рассерженное забытье, роза в грёзах.
— Она сама низко пала или её пихнули?– спросил он у неё.
Она ответила уничтожительно.
— Не задавайте вопросов, так и лжи не услышите.
Как леди, так по-ледивски.
Ухарь Бойлановы шикарные коричневые туфли поскрипывали по полу бара, где ступали. Да, злато вблизи, бронза издали, Лениен услышал и узнал, и приветствовал его:
— Гля, грядет, герой-победитель.
вверх-скок