Меж коляской и витриной устало шагая, шёл Цвейт, непобеждённый герой. Может меня увидеть. Сиденье: на нём он сидел: тёплое. Чёрный усталый кот подходил к правоведческой сумке Ричи Гулдинга, вскинутой в приветствии.
– и от тебя я…
– Я слыхал ты где-то в этих краях, – сказал Ухарь Бойлан. Он коснулся в честь светлой мисс Кеннеди края своей набекрененной соломы. Она улыбнулась к нему. Но сестра бронза переулыбила её, охорашивая перед ним свои более богатые волосы, грудь и розу.
Бойлан сделал заказ.
– Что тебе? Стакан горького? Стакан горького, пожалуйста, а мне терновый ликёр. Телеграмма пришла?
Нет ещё. В четыре он. Все сказали четыре.
Коуливы красные лопоухи и адамово яблоко у дверей офиса шерифа. Увильну. Как раз Гулдинг подвернулся. Чего ему надо в Ормонде? Коляска ждёт. Выждем.
Привет. Далеко это? Чего-нибудь поесть. Я как раз тоже. Тут. Что, Ормонд? Самый стоящий в Дублине. Да, ну? Обеденный зал. Засесть там. Видеть и остаться незамеченным. Пожалуй, составлю тебе. Идём. Ричи пошёл впереди. Цвейт последовал за портфелем. Княжий пир.
Мисс Даус потянулась высоко снять графин, протягивая свою атласообтянутую руку, свой бюст, что вот-вот выпорснет, до того высоко.
– О! О! – подзуживал Лениен на каждую из потяжек. – О!
Но легко ухватила она добычу и ниспустила, торжествуя.
– Зачем не подрастёшь? – спросил Ухарь Бойлан.
Бронзочка, уделяя из своей бутыли густо-сиропистый ликёр для его губ, стрельнула глазами, пока текло (у него роза в пиджаке: кто дал?), и подсластила голоском:
– Самые лучшие товары в мелкой упаковке.
Вот что сказала она. Точнёхонько влила она тягучесиропный терновый.
– За удачу, – сказал Ухарь Бойлан.
Он выложил широкую монету, монета брязнула.
– Погоди, – сказал Лениен, – я ж тоже…
– Удачи, – пожелал он, подымая свой пенящийся эль.
– Мантия выиграет не запыхавшись, – сказал он.
– Я малость поставил, – сказал Бойлан, подмигивая и выпивая. – Не за себя, знаешь. Для приятного знакомства.
Лениен всё ещё пил и ухмыльнулся своему перекрененному элю и губам мисс Даус, что всё умгумали, не смыкаясь, океанопеснь, губы её траливаляли. Идолорес. Моря Востока.
Часы заурчали. Мисс Кеннеди пошла к ним (цветок: это кто ж дал?), относя чайный поднос. Часы бомнули.
Мисс Даус взяла монету Бойлана, смело стукнула кассовый аппарат. Тот дзенькнул.
Часы бомнули. Белянка Египта пощекотала-поворошила в кассоящике и поумгумкала и протянула на ладони монеты сдачи. Взгляд к Западу. Бом. Для меня.
– Это ж который час? – спросил Ухарь Бойлан. – Четыре?
Часа.
Лениен глазами изголодало на её умгумканье, бюст, угукая, дернул рукав Ухаря Бойлана.
– Послушаем, как время отбивается, – сказал он.
Портфель Гулдинга, Коллиса и Варда вёл Цвейта меж расцвеченных васильками изо ржи столами. Бесцельно выбрал он с кипучей целеустремленностью, лысый Пэт, прислуживая, стол поближе к двери. Быть поближе. В четыре. Забыл он что ли? Или какой-то трюк? Не прийти: подогреть аппетит. Я так не мог. Годить, выжидать. Пэт угодливо погодил.
вверх-скок