Теперь переложим это мыло. Рука м-ра Цвейта расстегнула задний карман, поспешно, и перенесла облипшее бумагой мыло во внутренний карман для платка. Он выступил из экипажа перескладывая газету, что всё ещё оставалась в другой руке. Скудные похороны: катафалк и три экипажа. Ни малейшего сравнения. Процессия с венками, золотые позументы, месса, реквием, прощальный залп. Показуха смерти. За последним экипажем стоял разносчик со своей тележкой пирожков и фруктов. Сладкие эти пирожки, слипаются: пирожки для покойников. Бисквиты собачья радость. Кто их ест? Провожающие на выходе.
Он последовал за участниками, шагая позади м-ра Кернана и Неда Ламберта. Корни Келехер, стоявший у открытого катафалка, достал два венка. Один протянул мальчику.
Куда запропастились те похороны ребёнка?
Упряжка лошадей с тяжелым мерным топотом прошла от Финглас-Роуд, в похоронном молчании таща кряхтящую телегу с уложенным на неё гранитным блоком. Возница, идущий во главе, отсалютовал.
Теперь гроб. Опередил нас, хоть и покойник. Лошадь оглядывается на него из-под своих плюмажных перьев. Тусклый глаз: хомут тесен, передавливает вену на шее, или ещё какая напасть. А они сознают, что возят сюда каждый день? Наверно, двадцать или тридцать похорон ежедневно. Да ещё Монт-Жером для протестантов. Во всём мире ежеминутно где-то похороны. Ссыпают их туда повозками с двойным ускорением. Тысячами, каждый час. Слишком расплодились.
Проводившие вышли из ворот: женщина и девушка. Гарпия с костлявой челюстью, мёртвая хватка, шляпка перекособочилась. Замурзанное, зарёванное лицо девушки, держит женщину под руку, выжидая сигнал разрыдаться. Рыбье лицо, бескровное и сизое.
Плакальщики взяли гроб на плечи и понесли в ворота. Мёртвый вес куда тяжелее. Чувствовал себя отяжелелым, выбираясь из ванны. Сперва покойник, потом друзья покойного. Корни Келехер и мальчик несут свои венки. Кто это там рядом с ними? А, шурин.
Все зашагали следом.
Мартин Канинхем шептал:
– Мне до смерти неловко было, когда вы начали про самоубийц при Цвейте.
– Что? – прошептал м-р Повер. – Как так?
– Его отец отравился, – шептал Мартин Канинхем. – Владелец отеля КОРОЛЕВА в Эннисе. Вы же слышали как он говорил, что собирается в Клэр. Годовщина.
– О, Боже! – прошептал м-р Повер. – Впервые слышу. Отравился!
Он оглянулся назад, где лицо с тёмными вдумчивыми глазами миновало мавзолей кардинала. Тоже за разговором.
– Он застрахован? – спросил м-р Цвейт.
– По-моему, да, – ответил м-р Кернан, – но под страховку много было занято. Мартин старается пристроить младшего в Атейн.
– Сколько всего детей оставил?
– Пятерых. Нед Ламберт сказал, что попобует устроить одну из девушек к Тодду.
– Печальный случай, – произнес м-р Цвейт мягко. – Пять несовершеннолетних.
– Тяжкий удар для бедной жены, – добавил м-р Кернан.
– Что верно, то верно, – согласился м-р Цвейт.
Её победа.
Он смотрел вниз на свои ботинки, которые наваксил и начистил. Она пережила его, утратила супруга. Для неё более мёртв, чем для меня. Кто-то должен пережить другого. Мудрые речи. В мире больше женщин, чем мужчин. Пособолезнуй ей. Ваша горькая утрата. Надеюсь, скоро последуете за ним. Это ж только индийские вдовы. Выйдет за другого. За того? Нет. Хотя как знать. Вдовство вышло из моды с кончиной старой королевы. Везли на орудийном лафете. Виктория и Альберт. Мавзолей во Фрогморе. А всё-таки она прицепила пару фиалок на свою шляпку. Тщеславна в глубине души. Всё ради тени. Консорт, он даже не король. Сын уже кое-что. Какая-то надежда, на то, что уже миновало, но хотелось бы вернуть надеясь. Возврата нет. Прежде приходится уйти: одному, в сырую землю: больше уж не нежишься в своей теплой постельке.
– Как ты, Саймон? – проговорил Нед Ламберт мягко, пожимая руку. – Сто лет тебя не видел.
– Лучше некуда. Как дела в славном граде Корк?
– Я туда съездил на скачки по пересечённой местности, – сказал Нед Ламберт, – всё та же дешёвка. Задержался из-за Дика Тайби.
– Ну, и как Дик, также крепок?
– Уже ничто не отделяет Дика от небес, – ответил Нед Ламберт.
– Пресвятой Павел! – сказал м-р Дедалус в сдержанном изумлении. – Дик Тайби облысел?
– Мартин устраивает сбор в пользу детишек, – сказал Нед Ламберт, указывая вперёд. – По паре шиллингов с носа. Хоть как-то поддержать их, пока прояснится со страховкой.
– Да, да, – проговорил м-р Дедалус в сомнении. – Это старший мальчик там впереди?
– Да, – ответил Нед Ламберт, – с братом жены. Потом Джон Генри Ментон. Он подписался на фунт.
– И не диво, – сказал м-р Дедалус. – Я столько раз говорил бедняге Пэдди, чтобы держался за эту работу. Джон Генри не самое худшее на свете.
– Как он её потерял? – спросил Нед Ламберт. – Выпивал небось?
– Слабость многих хороших людей, – сказал м-р Дедалус вздыхая.
Они остановились у дверей кладбищенской часовни. М-р Цвейт стоял позади мальчика с венком, глядя вниз на гладко причесанные волосы и тонкую шею с желобком, в новеньком воротничке. Бедный мальчик! Он там присутствовал, когда отец? Оба без сознания. Узнал в последний миг, напоследок озарило. Всё, что ему осталось. На мне долг в три шиллинга О'Грэди. Он бы разобрал? Могильщики занесли гроб в часовню. С какого конца его голова?
Через секунду он последовал за остальными, помаргивая в приглушённом свете. Гроб стоял на помосте за оградкой, по углам четыре жёлтые рослые свечи. Навеки пред нами. Корни Келехер, возложив по венку под каждый из передних углов, дал мальчику знак опуститься на колени. Провожающие преклонили колени тут и там между скамьями. М-р Цвейт стоял позади, возле святой воды, и, когда все опустились, осторожно выронил из кармана сложенную газету, поставил правое колено на неё. Свой чёрный котелок он аккуратно примостил на левом и, удерживал за поля, благочестиво склонил голову.
вверх-скок