самое-пресамое
финальное произведение

Он явился из старинного, но близлежащего во времени Бахмача (25 минут электричкой), чтобы семичасовой отбыть восвояси.

До отправления оставалось не так уж много, но и немало быстролётных минут, и мы прогулочно пошли на вокзал. По пути повспоминали золотое времечко и наших общих приятелей: Петюню и Славика. Двойка обрисовал в общих чертах течение их случаев за истекший период.

Со вздохом сочувственной печальки, мой друг признался, что ему известно про перекосяк, на который всё у меня пошло. Сам же он тем временем получил диплом и, согласно распределению, стал учителем химии в селе Варваровка, за 6 км от родительской хаты в бахмацком районе.

Столь удачное распределение друга меня не удивило, в эпоху дефицитов должность Товароведа райторг базы (занимаемая его матушкой) предоставляла рычаги помощнее доступных секретарю райкома партии.

. .. .

В Варваровке всё утопало в самогонном море, навигация в подобных акваториях посильна только недюжинным особям с генетической устойчивостью к перваку, что достаётся от казацких предков.

Труд педагога сельской школы перемежался гулеваньями с полублатными хлопцами райцентра и поездками в Нежин, перепихнуться с какой-нибудь покладистой профурой в студенческой Общаге.

От призыва в армию у сельских учителей иммунитет, как и у лиц достигших возраста двадцати семи. Когда стукнул заветный годок, Двойка понял, что ему пора расти. Преподаватель Нежинского института, прикормленный дефицитами с товарной базы Двойкиной мамаши, составил протекцию в какой-то исследовательский институт в Киеве.

А-С-П-И-Р-А-Н-Т-У-Р-А. Каждая буква сияла персональным ореолом. Чтобы влезть в аспирантуру при НИИ (научно-исследовательский институт), Двойка готов был молить всех богов, какие только подвернутся.

Даже после того как Нежинский профессор свёл его мать с нужным человеком из НИИ, и она провела необходимые переговоры, Двойка не поленился сходить во Владимирский собор и вознести молитву.

Ну, ладно, с этим перебор, молиться он обучен не был, однако не пожмотился на свечку в два пуда. И вот теперь, на всякий, заехал в Конотоп, подстраховаться заодно и мною.

Как-никак, я — тот самый Ахуля, элита Общаги, восходящая звезда АнглоФака, носитель благословенности, как Яков, как Иосиф...

Похоже, Ахуля нехило хряснулся под откос, и расплескал ту его благословенность. Но как знать, капля-другая могла ж и заваляться. Почему б не выбрызгать остачу на друга своего — Двойку?

. .. .

В заключение Двойка перешёл к своим проектам на непосредственно ближайшее будущее, и без околичностей изложил бизнес-план, по которому — терять мне всё равно нечего, а у него впереди научная карьера, осталось только отбыть аспирантуру.

Однако, если выгорит, — светит вполне приличный куш… Карочи, один типа как деловой, из Киева, хочет закупить мешок или два конопли. Приглашать его в родное село Двойке неохота — а ну как опером обернётся? сам знайиш.. Правильнее, чтобы я продал. В любом удобном для сделки месте.

Дружеское предложение навеяло в меня меланхоличность типа как бы.

За политические выходки на почве передозировки Morning Star'ом получаешь ходку на полсезона в Ромны, однако на сколько прикроют за наркоту? А и могут сделать из тебя беспробудный овощ…

Однако общая оценка текущей ситуации в Двойкином изложении отвечала действительности. После осуществления своего плана по Моэму, мне и впрямь терять было нечего. И я согласился…

. .. .

Возле поданного ко второй платформе элекропоезда киевского направления, мы обменялись прощальным рукопожатием (да обрящешь вспоможение окроплением недоразбрызганными каплями моими, друг мой бывый. Поступай в свою аспирантуру — большому кораблю большое и плавание)...

~ ~ ~

На столе телеграмма. Адресована мне. Отправлена из Киева: «суббота 12:30 метро пригородного будут ребята». Подписи нет, значит друг меня зовёт, утраченный, но заново обретённый друг — Двойка.

. .. .

Всю поступающую на моё имя почту, родители клали на полки, вечером приду — увижу очередной номер «ВСЕСВIТА», но телеграмму принесли впервые, и текст какой-то заговорщицкий. Поэтому она положена на стол, под лампу, чтоб сразу увидал, как только явлюсь после работы.

Поскольку на вопросы родителей я отвечаю молчанием стены, выяснение поручено Леночке. Ей я отвечаю с уклончивостью Дельфийских пифий, чувствуя, как нарастает напряжённая тишь на кухне и в смежной комнате.

— Тебе телеграмма.

— Как интересно.

— Уже прочитал?

— А что ж ещё с телеграммами делают?

— Из Киева, да?

— Так тут написано.

— От кого?

— Тут не написано.

— Ты поедешь?

— Можно и не ехать, если раздобыть дельтаплан.

Зачем я так выпендриваюсь и напускаю тень на плетень, поверх пифийского тумана? Потому что не знаю, как ещё привить вкус к философическим диалогам и игре словами. Как ещё могу я приоткрыть ей, безматерной, извечную женскую тайну, чтобы тебя и дальше обхаживали — давай не давая?

Обычно эти прекраснословные беседы обрываются яростным негодованием кухни: «Поговорила? Уйди ты от него!»

Свысока покосившись на меня, Леночка произносит «странно!» и уходит прочь.

Умная выросла девочка. Умеет лавировать, пусть пока ещё наивно, по-детски. За спиною неслабая выучка, особенно от трёх до пяти; когда у неё вдруг испарилась мама, а папа показывался лишь на выходные, сказать «привет!» и уйти к своим друзьям; а по будням вечером за стенкою храпел пьянючий дед, и бабушка, с досады, что таки улизнул, хоть вместе шли из цеха к проходной, и что намёрзлась в ожидании битком набитого трамвая, и что одна тащила сумки через неосвещённые сугробы окраинных улиц — страшным криком кричала на девочку, грозя отдать её, гадость такую, в детский дом.

И казалось ребёнку — не бабушка это, а Баба-Яга, злая колдунья, хозяйка жутких чудищ, повелительница чёрной вьюги, что царапается в стылые окна, и все они против неё одной: беззащитной, пятилетней гадости. Жаловаться? Кому? Ждать помощи? Откуда?

Вот и подладилась Леночка к любимой бабуле. Знает когда обнять и чмокнуть, а та ей пирожные с кремом привозит, из магазина «Кулинарные изделия» на Переезде, где пересадка в трамвай на Посёлок. Да ещё и шьёт ей всё, на машинке Зингер.

А что хорошего она от папы видит? Придёт с работы и книжками шелестит, даже вон настольную лампу купил для этого. Ну, ещё тридцатка в месяц, но это же бабушке, на что шестикласснице тридцать рублей сразу? А Бабулинька на неё страховку завела: исполнится 18 лет — пожалуйста, Леночка, получите 2 000 рублей!

И чего хочешь вкусненького попроси — бабушка сготовит. И про одноклассников всё до капельки знает, с ней есть о чём поговорить.

Конечно, если спросишь, что такое «счастье» или, например, в чём красота, то отец интересней объяснит. И так умеет похвалить новую причёску, что аж в носу щекотно от радости.

Но всё равно, Бабулечка лучше...

~ ~ ~

Мой друг Двойка верно вычислил, что встречаться надо в 12:30. Именно к этому часу докатывает в Киев первая электричка из Конотопа. Не учёл он лишь одного — моей упёртости, когда фиксируют в рамки, которые не сам определял. Поэтому в Мать городов Русских, я прибыл на два часа раньше, попутным скорым поездом…

. .. .

Прогулочной походкой, покинул я звенящую трамвайной суматохой привокзальную площадь, и по наклонной плоскости широкого пустого тротуара направился к перекрёстку в отдаленье...

Полдюжины Цыганок вошли следом за мной в ближайший за перекрёстком пункт общественного питания. Снимая плащ и шляпу на вешалку в углу, я почти пожалел о таком совпадении, — жди теперь, пока их дамский табор выберут себе хавку и допихают пластмассовый караван подносов до кассы, перекликаясь на своём тёмном языке.

...уймись, времени ещё вагон...

Однако Цыганки приняли выжидательную позицию и, поочерёдно взглядывая на меня, явно воздерживались идти первыми. И тоже правильно — проверить никогда не помешает, что тут съедобно на сегодня?

— Хлеб забыли, — буркнула кассирша, полувзглянув на мой поднос.

— Нэ трэба.

Пожав плечами, она отбросила на своих счётах приплюсованную уже было пару костяшек, и приняла потёртую рублёвку.

За столом, скромно потупившись в капустный салат вприкуску с заварным пирожным, я старательно не обращаю внимания на диктора новостей (в шапке и пальто), вещающего из-за соседнего стола (делимого с аудиторией в лице молча жующей сотрапезницы) последние известия своего мира, где вчера кто-то облопался ноксироном и — гаплык, не откачали... М-да, самый застольный разговор.

Однако главная изюминка в том, что торговец столичных новостей повторял (слово в слово!) новость, которая уже не новость в провинциальной глуши. Крановщик Виталя поделился ею ещё на прошлой неделе. Совпадение или плагиат?..

Перехватив мой задумчиво оценочный взгляд, диктор напыжил все свои эгоцентрические пёрышки — владелец сногсшибательной сенсации...

* * *