Поздним вечером на привокзальной площади кому-то нежданно поплохело. Может, сердчишко, передохнуть надумало или ещё там чего, но прилёг человек на асфальт в стиле «бряк!». Однако «скорая» — вот молодцы! — подкатила прежде чем стихли женские «ахи!» в небольшой группе сгрудившихся над отдыхающим в неподвижной позе.
Подходя к вокзалу через парк Лунатика, я пропустил начало и посмотрел лишь заключительный акт – отъезжающую «скорую» да расходняк зевак. Однако от пьедестала впаркованного Ленина, всё ещё звучали отголоски эха «ахов!», так что сложить недостающие "два плюс два" труда не составляло.
Вдоль аллеи перед площадью, одна из очевидиц задумчиво шагала с места происшествия, навстречу мне. Когда мы сошлись, она вдруг повторила «ах!», из тех что репетировались возле «скорой», всплеснула руками, на манер балерины из "Лебединого Озера", и упала на меня.
Что тут оставалось делать? Я вынужденно схватил обморочную в падении. За подмышки. И, как джентльмен, поволок лебёдушку в полуотключке (да, полу-, так как ногами она таки переступала) на скамейку из зелёных брусьев, в стеночке обстриженных кустов.
Она сидела, молча, свесив голову над своей грудью; помалкивал и я, галантно. Нас обоих совместно укрывала густая тень дерева, закрывшего свет фонаря из аллеи. Бок о бок со спасённой, и соблюдая тишину, наружно, я пылко читал самому себе проповедь (беззвучную), о бессмысленности каких-либо поползновений со стороны любого всякого с моим непроглядно чёрным (как смоль) прошлым, тем более в городе, где все всё про всех.
Кому сдался до такой степени совсем пропащий ухажёр? Кто позарится на чокнутого, отпущенного на побывку, до следующего ежегодного залёта в Роменскую психушку, чтобы подкрутили пару контргаек в мозговых извилинах?
Когда наше взаимное молчание стало чересчур навязчивым, она положила свою руку мне на плечо, произнесла, всё ещё слабым голосом: «спасибо!»– и ушла.
Я уныло смотрел вслед светлому пятну её длинного плаща, удалявшегося по аллее, а про себя думал: «Идиот! Обнял бы девушку за талию, а дальше пусть сама решает: положить тебе голову на плечо или сказать «не наглей!», и только потом уйти. Нет! Ты для такого слишком умный, ты всё за двоих решил! Вот и остался на бобах при своём грёбаном потоке сознания, мокрушном либидо и ночами, бесконечными, как у принцессы на горошине!»
~ ~ ~
– Так ты, брателя, Катьку в парке подцепил?
– О чём ты, Натаня?
– Да, брось! Катька из нашей бухгалтерии. Она мне сама рассказала: в Лунатике ей плохо стало, и она упала на тебя.
– Она меня с кем-то путает, или его со мной.
– Вот только баки мне не забивай, да?!
– Ё-моё! И есть же счастливчики! Катьки на них в парках падают!
~ ~ ~
После получки, я сошёл с "Нашей Чаечки" напротив автовокзала, и завернул в почтовой отделение, разослать по тридцатке алиментов. Затем я пересёк улицу Клубную и пошёл вдоль парка Лунатика в сторону вокзала.
– Эй! Ты ж из "Орфеев", нет? Огольцов?
… молодой мужик моего возраста, напару с женщиной, жена его, наверное, тоже направляются к вокзалу…
– Да, это я.
– Так я ж тебя знаю! Ты в Нежине учился, а я знал твою жену Ольгу!
...нет, никогда не видел, и ты не один знал Ольгу, с тех пор как она стала мне женой...
Он оглянулся вокруг, словно выискивая булыгу поувесистей – брякнуть об мою височную кость. Потом ткнул пальцем на свою спутницу, которая упорно смотрела в сторону.
– Во! Прикинь – идём, и всю дорогу долбает меня во все дырки!
...а чё неясного, во все дырки ну… вот же ж допотопщина… тут бродишь весь исстрадамшись, такой весь обсопливленый, в тоске по флейте Иры, а они до сих никак не уймутся выскакивать со сводкой свежих новостей про Ольгу...
– Ага. Прикольно. Передавай привет моей жене Ольге.
– Ну ты… этта... д-дурогон!
Предоставив их друг другу, я сворачиваю с Клубной в парк, на дорожку, ведущую в Лунатик ДК, но огибаю его справа и, за гипсовой спиной белого Ленина, иду по диагональной аллее к боковому выходу, рядом с большой парикмахерской, напротив 6-го гастронома, потом мимо одиннадцатой школы, на конечную третьего трамвая возле Переезда-Путепровода.
На остановке у базара, Чепа и Владя поднялись в трамвай.
– Привет!– говорю я.– Как дела?
Чепа настороженно кивает, и оба тоже говорят «привет!»
Вагон враскачку несёт к школе № 13. У меня вырвался негромкий смешок.
– О чём ты смеёшься, Сергей,– с небывалой корректностью спрашивает Чепа. Это ж надо! Первый раз в жизни он назвал меня по имени, а не школьной или лабуховской кличкой. Да ещё с такой чинной помпезностью, как лорд-спикер, обращаясь к лидеру оппозиции.
– А... Вспомнился Владин стих. Помнишь, Владя? Мы на уроках стихи писали. Один раз я сварганил про Владю, где он там дул в рог и трахал мечом о щит, вызывая на бой другого рыцаря. Так он в ответ выдал:
“Но твой расчёт не удался́
Покрыть меня
Военной славой,
И за трубу я не брался́,
Я в тот момент
Сидел в канаве...”
– Ну, помнишь, Владя?
По тому, с насколько виноватым видом он пожал плечами, оглядываясь на пассажиров вокруг нас, стало ясно, что таких воспоминаний Владя не держит, так что я решил, что лучше уж сойду возле тринадцатой, не стоит нагнетать напряг былым корешам…
~ ~ ~
Ноги сами несли меня по Нежинской, по Евгении Бош, по Котовского, они знали эти улицы досконально, я вполне мог на них положиться и, на досуге, думать о том о сём не отвлекаясь...
...тот переводчик из "Всесвiта" неплохо сработал стихи того Чеха… а как на Русском-то как будет?.
"Иду и улыбаюсь сам себе,
А как подумаю, чтó
Обо мне решат прохожие,
И вовсе – хохочу!..."
...нет, во "Всесвiте" лучше, молодец переводчик, но тот Чех ещё молодчее и Чехи вообще молодцы… взять к примеру того же Яна из Большевика......стоп! Яна брать не будем... а и Большевистский прах прошу не ковырять, а то всё выльется в одно заунывное Сю-Сю для выжимания горючих слёз из насухо окаменевшей губки, что уже год, как завалилась за буфет…
нет но этот Чех в натуре молодец… всем им нос утёр, показал как надо делать завещание поэта… до него ж одни лишь двухходовки примитивно высиживались: ах, меня похороните там, где по весне соловушка над моей могилкой песню запоёт… а мене, ген, туди, де Днiпро чутно буде… полный эгоизм с консумеризмом… идите поучитесь у хохотунчика Чеха… чёткая пошаговая инструкция… начиная с породы дерева, под которое зарывать, чтобы корни Липы качали соки покойного в цветущие ветви, откуда пчёлки соберут медок для смазки булочек красоткам, когда те сядут утречком в постельках чайку откушивать на завтрак… вот где лыцарь! по-полной! а хули с того, грит, что я померший?. это не повод, грит, лишать клиенток наших спец деликатесов!
Но всё валить на одну Чехию неправильно, потому что шизофрения наднациональна, нерушима и неделима… хотя время от времени выныривают проныры-перебежчики, и нашим и вашим, изменники типа Фрейда, и запрягают своё специфичное ви́дение мира на службу своему карману, открывают Венские школы… горшочек варись, горшочек не варись… за подлый металл он утратил свой шанс остаться вполне нормальным шизиком, свободным, как все мы остальные… он клюнул, слабак, на самую тупую наживку для полных лохов: "помни сынок, чем длиннее строка нулей в твоём банковском счёте, тем ты круче"… вот так и развели тебя, братан, но ты подумай сам и трезво: хули в нулях, когда всё настоёбло?
однако, Пещера-Матушка, как и спокон веку, куда уютнее для слепцов, чем яркий свет снаружи… но, когда падёт последний занавес, после жизни, проведённой среди неврастеничных истеричек и стаи занафталинизированных пауков, докторов всякоприлегающих паутинных наук, не спрашиваешь ли ты у своей рожи в зеркале, ну что, Зигги, помогли ли тебе твои Ляхи?
о, дайте, дайте мне назад мою шизофрению, я свой позор сумею искупить!
опаньки! на волю потянуло? вот только, что такое свобода и где у неё пе́ред, как выражается д-р камневедения Пётр Лысун… свобода от чего?. и тут оказываешься крепенько прификсированным в смирительную рубашку национального пошива…
для саксо-британца Шекспира – это свобода от времени, «прервалась связь времён», описывает он заурядный клинический случай … тогда как в Украинской традиции сам уже термин обозначает отделение от Бога: «божевiльний», что, альтернативно, можно интерпретировать, как некое анонимно «вольное божество»… впрочем не имеет значения, поскольку существование Бога и свободы, в равной степени, за пределами доказуемости…
и, почуяв, что привязь уже не держит – йиху! вперёд как белокрылая лошадка... полный вперёд! с упоеньем до умопомраченья, роняя пену с ноздрей… но заруби на носу, приятель, на воле-то хорошо, да уж больно студёно и мокро… и в этом вся суть подлого подвоха: как обойти диктаты всех мастей, чьё предназначенье держать массы сплочённым стадом, но и, вместе с тем, располагать комфортами стадного образа жизни, от тёплой бабёнки под боком и до прохладной водочки из морозилки?. проблема покруче, чем грохнуть квадратуру круга, сам знайиш...
...это что? Декабристов? так быстро? ни себе чего! Повезло Меркуцио иметь такого друга, как Ромео, тот вовремя бы сдёрнул с облаков… «ты о пустом болтаешь, друг мой, о пустом! Смотри, не то усвистаешь за улицу Циолковского!»
...странно...чего это Леночка выгуливает перед калиткой?
– Папа, к тебе гости.
– Какие гости?
– Не знаю, говорит, что твой друг.
Звякнув клямкой калитки, я захожу во двор.
На лавочке возле крыльца, воздев глаза к нижним веткам Яблони, чей ствол всегда служил вполне естественной спинкой, сидит мой друг, выдувая дым сигареты в листья.
– Привет, Двойка.
– Привет, Ахуля.
вверх-скок