Связь с иностранцами тоже не наладилась. В день попытки завязать нужное знакомство, на тротуарах Хрещатика звучали лишь Романские языки. К таким прохожим бесполезно подходить с моим Английским Нежинского образца.
Двойка разок меня атукнул на пару Негров в широких шляпах. Но услыхав моё радостное «хай! Лец хев э ток!», дичь как-то шарахнулась и отмолчалась. Наверно, где-то на танцах им уже случалось выйти поговорить. Пришлось объяснять егерю, что это Негры из бывших Французских колоний и с ними Английский не катит.
Безрезультатная охота, похоже, Двойку утомила, а может Масса Босс решил обдумать какой-то ещё план, но он плотно уселся на скамейке в скверу напротив Университета и дал мне два часа бесконтрольно свободного поиска. Задание меня не слишком привлекало, но я должен был отрабатывать харчи, как потреблённые (булочка и пепси), так и грядущие. И, оставив его на скамейке, я не отлынивал и не увиливал, а без увёрток, добросовестно локаторил – не забазарят ли хоть с какой-нибудь стороны родным шекспировским?
На Бульваре Шевченко, группа аккуратных мужчин, проходя мимо Владимирского собора назвала его "cathedral". Может быть?.
– Нет,– объяснил один из них по-Русски,– мы разговариваем на Латвийском.
Пожалуй, хватит. Зайду вон только в отель Интурист и – всё. Последняя попытка. Пусть, Двойка, как себе хочет, а мне надоело.… На широком крыльце пред стеклянным входом, здоровенный жлоб со шнурком от саксофона на шее вежливо поинтересовался чего мне надобно. Где они нашли такого наивного вышибалу? Откуда мне—иностранному туристу—знать эти их местные наречия? Снисходительно, но без каких-либо комментариев, обозреваю двухметрового Аборигена, захожу внутрь и сворачиваю влево – к бару.
Надпись на Английском призывает расплачиваться исключительно местной валютой и извещает, что текущий день недели – выходной. Да, самое время передохнуть... Массивные с виду кресла вокруг полированных столиков очень вертлявы и жутко удобны. Исполнительность вознаграждается: начни я сачковать, то не сидел бы сейчас в такой благодати – чай, помягчéе, чем Двойке-то на той скамейке.
В дальнем углу бара закрытого на выходной, расселись врассыпную двенадцать апостолиц и их чернобородый Учитель с пылкой проповедью о самой истинной истине. А у этих что за язык? О том ведомо лишь оглашённым. Ладно, в отчёте Двойке скажу, что попадалась неправительственная делегация Румынских птицеводов.
Через столик от меня, усиленно не глядя в мою сторону, две Немецки-бесцветные дéвицы обмениваются краткими репликами. Проклятый языковый барьер, девушки явно маются, им бы манна была щас небесная услыхать «Вы привлекательны, я замечательный и есть у меня друг Двойка. So, mеinen Damen, wird wir spazieren nun?» А они бы в ответ, да так слаженно: –«Бляха-мухха-цоколь-тукка-gelben-golden-sanftig-брюкха!» Да только это всё несбыточность – извечный вертухай-мордоворот Вавилонской башни пресёк нам общение своим саксофонным шнурком языкового барьера. Языковая тюрьма. У них своя камера, у меня своя. Даже смотреть друг на друга не смотрим, как чересчур умная лиса на гроздья вне зоны доступа. Но они-то хоть между собой калякают, а я? Так и останусь глухонемым?
– Эн авфули найс плейс,– общительно сообщаю я Немочкам, – айнт ит? Баат (с лёгким вздохом разочарования) набади ту хев э ток вид.– Я вежливо откланиваюсь на их изумлённые взоры. –Бай-бай!
~ ~ ~
За истекшее с той охоты время куш так и не подвернулся, но Двойке понравилось иметь со мной дело. Я, как юный пионер, на всё готов, а плюс к тому – реликвия его студенческой юности. Вот и потекли, после первой, такие же краткие телеграммы, которыми он вызывал меня по выходным – название села и дата, когда мне следует явиться. Туда от Конотопа полчаса электричкой, а потом минут десять автобусом…
– Чё эт как выходной ты с цветами на электричку? К жене что ли? Так вроде ж бы развёлся.
– К другу в село. А цветы для его матери с бабушкой.
– И чё, у них в селе цветов нету?
Да есть конечно, только больше, чем цветов, там работы в ожидании моего приезда. Как приеду – то крыша, то сарай, то на огороде. Потом, конечно, самогону пей сколько влезет, ешь чего хочешь – всего хватает, да только без цветов я б там вроде как батрак, … а с букетом в руках уже типа гостя получаюсь...
Дом Двойкиных родителей стоит на краю села в тесной улочке с названием Берег. Тесноту в ней создают не хаты, а фруктовые деревья сплошняком нависшие поверх заборов с обеих сторон. Дом, конечно, зовётся хатой, но по добротности своей это всё же таки дом. Между воротами и хатой, налево в палисадничке неглубокий колодец, до воды метра два через бетонные кольца. Над ним жестяная крыша, вóрот с коленом рукояти и ведро на цепи. Справа тянется побелённая кирпичная стена сооружения, в котором всё – летняя кухня, чьё крыльцо почти смыкается со ступенями высокого крыльца хаты, гараж для машины, которую надо ещё купить, склад инвентаря, хлев. Однако, вход в хлев не со двора, а с обратной стороны строения.
Пройдя между крылец, оказываешься на заднем дворе с длинным деревянным сараем для коз, кур, свиней и чего-нибудь ещё. Под окнами хаты малинник и ещё пара-другая Яблонь, а дальше безмерный огород, за которым ровное поле и далёкая лесополоса скрывающая железную дорогу. Колхоз этим полем не пользуется – слишком много подпочвенной влаги. Привольно живут люди на улице Берег…
Домом правит Раиса Александровна, мать Двойки, потому что муж её, Сергей, больше занят по хозяйству и ему не до болтовни. Конечно, если что-то уж совсем не по нему, то может рявкнуть и осадить супругу, чтоб заткнула бы халяву. Тогда Раиса Александровна смолкнет, закусит нижнюю губу, изображая бессловесную сельскую бабу, но всё это чистое актёрство – через пять минут на веранде зазвонит телефон и попросят Раису, а не Сергея.
Помимо домашних дел, она заправляет местной политикой, принимает по нескольку визитёров за день, как по предварительной договорённости, так и по звонку. Её излюбленный сценичный образ – затурканная баба, вся в хлопотах и заботах, в заношенной кацавейке и косынке на чёрных волосах, вот только ироничный прищур чёрных глаз чуть-чуть не вписывается. Косынку она повязывает весьма разнообразно, меняя свой внешний облик по нескольку раз на дню. То на лбу повяжет узел, то под затылком, а то и сбоку, по-Цыгански, смотря кого принимает Раиса Александровна... Для текущего посетителя (в джинсах и бороде как у хиппи из Лос-Анджелоса) она вдруг повязалась под подбородком. Двойка говорит, что это молодой поп их села.
Хиппующий поп уходит, а через полчаса у ворот останавливается «жигуль» и во двор является крикливая молодая баба, которой очень надо «хáлата». Раиса Александровна принимает гостью на веранде и смиренно делает ей мозги минут сорок, прежде чем выпроводить, посулив, что будет ей «хáлат».Она не продаёт на дому, за товаром приезжайте на торговую базу. По предварительной договорённости.
Раиса подмигивает нам с Двойкой вслед на удаляющуюся «хáлатную» матушку и крестится большим пальцем. Свят-свят-свят! Но тут она решила, что мы уже слишком долго играем в карты на ступенях крыльца и посылает нас обратно в огород копать грядки или разбрасывать навоз, выволакивая его туда на возке, глубоко вязнущем по пути колёсами в чернозём, или собирать созревшие початки кукурузы...
Однако когда мы с Двойкой собираем ещё один амбар из брёвен, то она нам не указ, тут уже главенствует Сергей – объявил перекур, вот и играем…
Еда после работы это не хавка, а добротный сельский харч на обжаренном сале, с ароматом укропа, аппетитным парком над тарелками и пучком хрусткого зелёного лука в каплях колодезной воды на блюде посреди стола.
Главный кулинар в хате – Баба Уля. Готовит она классно даже и одной рукой. Вторую, давно парализованную, она держит в кармане на животе фартука. Самогон тоже она гонит, в дальнем конце сарая, потому что любит смотреть как горячий первак капает в подставленную посудину…
вверх-скок