Единственный минус, что я задолжал фабрике эти три дня, в смысле, три дневные нормы по 32 тюка каждый. Технолог Валя сказала, что можно не переживать, а потом потихонечку, по два-три тюка в день, наверстаю.
Не люблю в должниках ходить и, на третий день по возвращении из Москвы, я пришёл на работу с газетным «тормозком» съестного для подкрепления по ходу моей вахты ударного Стахановского труда.
Когда фабричный автобус увёз всех в город, а Поповские бабы ушли пешком в другую сторону, я обернулся к скрипучему-трещучему прессу и холмам тряпья, что скопилось за круиз в Москву, чья масса почти не уменьшилась за минувшую смену только что законченного рабочего дня… Как полный энтузиазма борец за победу социализма в одной, отдельно взятой стране, я отпахал вторую смену, а потом третью и даже поспал в бытовке минут двадцать, пока все вернулись на автобусе для нового трудового дня...
Летом к нам устроился новый прессовщик, потому что Миша, гражданский муж Вали весовщицы, ушёл в свой ежегодный отпуск. У новичка оказалось какое-то сложное восточное имя, по причине Таджикской национальности и я никак не мог его выговорить, поэтому прекратил париться и начал звать просто «Ахмед».
Ахмед был невысок и смуглолиц и никогда не расставался со своей счастливой улыбкой, пока не сходил пообедать в столовую завода Мотордеталь. Вернувшись оттуда, он лёг на лавку в бытовке и жалобно стонал, пока Поповские бабы стояли вокруг страждущего и зловеще качали головами, делясь всякими рекомендациями из эпохи Каменного Века… После получки, Ахмет начал приходить на работу с газетным «тормозком» и пищеварение наладилось, поддерживая мою веру в силу печатного текста...
В его первый рабочий день, именно я передавал ему мудрость и тонкости профессии прессовщика. После исчерпывающего объяснения назначения трёх кнопок и демонстрации как опытный прессовщик запирает ящик пресса на крюк снаружи, я начал делиться с Ахмедом восторгами по поводу высказывания некоего Немецкого поэта, что все чайки, когда в полёте, похожи на заглавную букву «Э», ну просто с креном. А почему? Имя его возлюбленной – «Эмма»! Ну не молодец разве?. Подметил!.
В порыве энтузиазма, я подхватил с пола огрызок проволоки и царапал заглавные Э, целую стаю, на серой штукатурке ближайшей стены в скудном освещении лампочки над прессом. Ведь точно же как чайка, что легла на крыло в развороте!
Ахмет радостно улыбался и молча кивал в ответ....
(...и спрашивается теперь: зачем я мучил ни в чём неповинного парня, навязывал ненужные знания Таджику слабо понимающему русский язык? Ответ прост – такова людская натура. Желание учить сидит в наших генах.
Хочешь убедиться – выгляни в окно во двор многоэтажек на будничную картину: мужик поднял капот машины и тут же слетелась туча советчиков, поделиться крохами личного знания.
Эта потребность неодолима, как показал случай брадобрея, что высмотрел ослиные уши царя Мидаса: –«Меня спросите! Я чёт знаю!»...)
Среди хлама свозимого на Тряпки иногда попадались пригодные вещи. Например, грузчик Саша в своём шкафчике держал с полдесятка свитеров, с оленями поперёк груди и без, и он каждый день пижонил в новом из своей коллекции...
Володя Каверин не разменивался по мелочам. Он охотился на манжеты и воротники споротые с зимних пальто, чтобы, когда наберётся достаточно, заказать себе меховую куртку или, скажем, пальто. Он собрал уже три воротника и, через два дня на третий, доставал их из своего шкафчика типа как бы проветрить. Встряхнёт по очереди каждый и гордо спросит: –«А чё, ништяк должна куртка получиться, а?»
Ваня у себя держал парадный китель подполковника Советской Армии с золочёными шнурками и прочей фигнёй...
Когда меня отрядили за водкой в ликеро-водочный на улицу Семашко, то враз экипировали джинсами, о которых я мог только мечтать, когда мне это всё ещё не было похер. Вот только тот кленовый листочек или, может быть, цветочек вышитый на правой ляжке оказался, по-моему, явным излишеством дизайна...
Очередь в магазин начиналась задолго до него и вилась непонятными петлями по тротуару, за что такие очереди назывались «петлями Горбачёва». Но об этом желательно громко не распространятся, потому что, по слухам, среди жаждущего населения присутствовали сексоты КГБ для сбора свежих анекдотов и брать на заметку особо неудовлетворённых граждан.
Вот из-за этих слухов я и потребовал на фабрике маскировочную одёжку и все согласились, что да этта нада. Хотя и не смогли найти подобрать мне нормальные джинсы без того женственного цветочка на заднице.
Несмотря на дорогостоящий прикид, меня опознали пара посыльных из СМП-615, однако знакомство афишировать не стали.
(...выстоять такую очередь после рабочего дня до закрытия магазина – немыслимо, поэтому на предприятиях и производствах возникла стихийная прослойка «гонцов» среди рабочей силы. Коллеги покрывали их отсутствие пахотой «за того парня»...)
По ходу продвижения, очередь часто сотрясали панические слухи, что водка в магазине на исходе. И действительно, очередь застопорилась. Но вскоре к задней двери магазина подъехал грузовик и добровольцы, полные нескрываемого задора, потащили внутрь проволочные ящики по 25 бутылок каждый….
Я вернулся на фабрику с водкой в половине пятого. Два грузчика, по очереди, штамповали тюки, чтобы выполнить мою дневную норму. По неопытности, они выдавали их с недовесом. Валя весовщица громкими криками из фанерной будки выражала свою неудовлетворённость продукцией неквалифицированных грузчиков, а полуглухой Миша хранил радостное молчание и торопливо укатывал легковесные тюки прочь. Скрывая радость, он, в ногу со всей необъятной родиной Великого Октября, с ускорением входил в решающую фазу реконструкции, она же Перестройка…
~ ~ ~
И даже такой дефицит, как махровые полотенца, во множестве висели на трубах в комнате с кранами над жестяным жёлобом, в который все смывали разводы пыли с грязных рук перед обедом. Своё личное полотенце я принёс с Декабристов 13 и боялся оставлять его в умывальнике, чтоб кто-то не использовал случайно как обобществлённый хлам. Так что моё висело в бытовке, на трубе отопления в углу под окном.
Откуда у меня такой дефицит? В какой-то момент Раиса Александровна оценила мои батрацкие труды и решила отплатить натурой. И это вылилось в махровое полотенце и новенький портфель… Очень даже симпатичное полотенце, белое такое, пушистое, специально для лица и рук, судя по размеру. И украшено синей белкой на белом фоне, в профиль, с пушистым хвостом – тоже очень миленькая.
Однажды вернувшись из обеденного вояжа в столовую завода Мотордеталь, я заметил, что чьи-то грязные лапы потискали мою нежную белку в уголке… Конечно же, я поднял кипиш – что за дела и вольности с частной собственностью?! Своё полотенце я не из тряпок выудил, а принёс из дому! Все покивали на Ахмета.
Ещё раз, в деталях, специально для него, я объяснил откуда принёс полотенце и призвал ни под каким видом, ни при каких обстоятельствах не пользоваться им. Вон в умывальнике хлама валом или ему мало? Он извинился и сказал, что он не знал-а...
Пришлось отнести полотенце на Декабристов 13 и в понедельник постирать. В среду, свежепостиранная и выглаженная белочка, как синий флажок борцов за чистый образ жизни висела в углу бытовки.
В получасовый перерыв, я играл в «козла» с грузчиками, когда хлопнула дверь бытовки на пружине за припоздавшим Ахмедом. Лялякая какой-то Таджикский напев, он миновал стол с прерывистой линией из костяшек домино по пластику верха и деловито направился в угол.
Ваня толкнул меня в бок и подбородком указал на Ахмеда «гля! чё творит!» Ахмет скрупулёзно, как хирург-гинеколог перед операцией для стяжки Люси Манчини, вытирал свои грязные лапы о пушистый хвост моей белочки. Но, по тому как он косил глазом из-под прижмура оливковых век, я понял – это всё с умыслом и сам он знает не хуже меня, что от медицины он далёк как моржовый х… ну то есть… хвост, например.
– Ахмед!– сказал я,– как погляжу ты прикипел к этой зверушке, а? Я дарю тебе её вместе с полотенцем.
– Ойа! Моя забывал-а!
– Подарки не обсуждаются, бери – она твоя!
И я отдуплился в оба конца.
(...он всё-таки отплатил мне за того Немецкого поэта с его буквальными чайками, а может, не простил «Ахмеда»...)
вверх-скок