Хейнc, сдержанно смеясь, поравнялся со Стефеном сказать:
— Наверное, не следует смеяться. Всё-таки это кощунство. Хоть я и не из верующих. Но жизнерадостность, что так и плещет у него через край, делает песенку вполне безобидной, не правда ли? Как он её назвал? Иосиф-столяр?
— Баллада Поддатого Исуса.
— О,– сказал Хейнc,– так вам уже приходилось её слышать?
— Три раза в день, после еды,– сухо ответил Стефен.
— Вы ведь неверующий, не так ли?– спросил Хейнc.– Я подразумеваю веру в узком смысле. Насчёт сотворения из ничего, чудеc, Бого-человека.
— А по-моему, у этого слова только один смысл.
Хейнс остановился, вынимая гладкий портсигар из серебра, в котором взблескивал зелёный камень. Нажатием пальца он распахнул его и приглашающе протянул.
— Благодарю,– сказал Стефен, беря сигарету.
Взяв и себе, Хейнс защёлкнул портсигар. Он опустил его обратно в боковой карман, а из жилетного достал никелированую зажигалку; ещё щелчок и, прикурив, он протянул Стефену пламя огонька в раковине своих ладоней.
— Да, конечно,– сказал он, когда они зашагали дальше.– Либо веруешь, либо нет, не так ли? Лично я не перевариваю эту идею Бого-человека. Вы, полагаю, не из её сторонников?
— В моём лице,– отозвался Стефен с мрачным неудовольствием,– вы имеете жуткий образчик свободомыслия.
Он шагал в ожидании ответной реплики, волоча трость сбоку. Её оковка легко тащилась по тропе, пошелёстывая у его каблуков. Мой неразлучный друг, не отстаёт, кличет: Стеееееееееефен. Волнистая линия вдоль тропы. Они пройдут по ней сегодня вечером, возвращаясь сюда в темноте. Он разохотился на этот ключ. Ключ мой, за найм платил я. Но я ем его хлеб и соль. Отдай ему и ключ. Всё. Он захочет его. Это было у него в глазах.
— В конце концов,– начал Хейнc...
Стефен обернулся к холодно изучающему взгляду, в котором не было недоброжелательности.
— В конце концов, вы, на мой взгляд, способны добиться свободы. Лично вы, как мне кажется, сами себе хозяин.
— Я слуга двух господ,– сказал Стефен,– английского и итальянского.
— Итальянского?– переспросил Хейнc.
Безумная королева, старая и ревнивая. На колени предо мной.
— Есть и третий,– продолжал Стефен,– которому я надобен для определённых услуг.
— Что за итальянский?– снова спросил Хейнc.– О чём вы?
— Об имперской Британии,– ответил Стефен краснея,– и римско-католической апостольской церкови.
Прежде чем заговорить, Хейнс снял из-за губы волоконце табака.
— Это мне понятно,– спокойно произнес он.– Ирландец, смею заметить, должен думать именно так. Мы в Англии осознаем, что не слишком-то честно обращались с вами. Пожалуй, в этом повинна история.
вверх-скок