великие творения
                   былого

– Ну, как насчёт боевого флота, – грит Нед, – что держит наших врагов в отдалении?

– Я вам скажу, как, – грит Патриот. – Это преисподняя на земле. Почитайте разоблачения, что идут в газетах о порках на учебных кораблях в Портсмуте. Пишет какой-то малый за подписью Доведённый До Отвращения.

Тута он заводится нам трепать про телесные наказания и про команды матросов и офицеров, и вице-адмиралов, в строю шеренгами, в их треуголках, и пастор с их протестантской библией, пронаблюдать наказание, и как вытаскивают паренька, что кричит мамочкааа, а они вяжут его к казенной части пушки.

– Задница под дюжину, – грит Патриот, – так называл это старый мерзавец сэр Джон Бересфорд, но нынче каждый Божий англичанин зовет это розгами по мягкому.

Тута Джон Вайз грит:

– Почетнее нарушить, чем блюсти такой обычай.

Потом он нам рассказал, как подходит боцман с длинной розгой, заголяет и стегает долбаный зад бедного малого, пока не завопит "ую-юй – убивають!"

– Вот ваш славный британский флот, – грит Патриот, – наимощнейший в мире. Это те ребята, что никогда не станут рабами, с единственной на всём белом свете наследственной палатой в парламенте, и чья земля в руках дюжины боровов и коттоновых баронов. Вот вам империя трудяг и поротых крепостных, с которой они так носятся.

– Над которой никогда не заходит солнце, – грит Джо.

– И вся трагедия в том, – грит Патриот, – что они в неё верят, несчастные йеху верят в неё.

Они веруют в розгу, бич всемогущий, творящий ад на земле, и в Джека Матроса, сына пушки, зачатого от святомерзкой ругани, рождённого боевым флотом, он вынес задницу под дюжиной, был запуган, исстёган и избит, вопил, как в долбаном аду, на третий день встал вновь из подвесной койки, порулил к гавани и вновь сидит на своем конце реи до следующих приказаний, чтобы трудиться, зарабатывать на жизнь и получать плату.

– Но, – грит Цвейт, – разве дисциплина не везде одинакова? Я хочу сказать, разве тут не было б то же самое, если противопоставлять силу силе?

Ну, я ж те грил, нет? Так же верно, как то, что я щас пью этот вот портвейн, будь он даже при последнем издыхании, не бросит тебе доказывать, что умирание это жизнь.

– Мы выставим силу против силы, – грит Патриот. – У нас есть могучая Ирландия за морем. Их изгнали из дома родного в чёрном 47-м. Их придорожные хижины и сараюшки разваливали тараном, а Times^потирала руки и говорила бледнопечёночным англичанам, скоро в Ирландии останется не больше ирландцев, чем краснокожих в Америке. Даже великий Турок прислал нам свои пиастры. Но саксы пытались голодом выморить народ, а когда земля давала обильный урожай, то британские гиены скупали на корню и продавали в Рио-де-Жанейро. Ага, они гнали крестьян стадами. Двадцать тысяч из них умерли в корабельных гробах-трюмах. Но те, кто добрался до земли обетованной свободы, помнят и землю рабства. И они ещё вернутся и отомстят, храбрецы, сыны Гранюйла, богатыри из Катлин и Хоулихен.

– Совершенно верно, – грит Цвейт, – но суть моей мысли…

– Давно уж мы дожидаемся такого дня, – грит Патриот, – с тех самых пор, как старушка-вековушка сказала нам, что на море показались французы и высадились в Киллале.

– Ага, – грит Джон Вайз. – Мы сражались за королевский дом Стюартов, что подбили нас отшатнуться от рода Вильяма и они предали нас. Вспомните Лимерик и разбитый договорный камень. Мы давали нашу лучшую кровь Франции и Испании – наших диких гусей. Фонтеной, а? И Сарсфилд и О'Доннел герцог Тетуанский в Испании, и Улисс Брауни из Кемуса, что был фельдмаршалом у Марии-Терезы. Но получили мы хоть раз, хоть что-нибудь взамен?