КПД #20:

 Излияние Состояния

Когда древние римляне собирались на оргию, но не в том низкопробном смысле, о которым все мы думаем в первую очередь, а в древне-римских понятиях, где оргия означала лишь званый обед (да, в него могли включаться также услуги римских проституток, но не в этом суть. Основное назначение оргии это — хорошо покушать, в первую очередь, причём в лежачей позиции, потому что оргия есть оргия, а не какой-то там занюханный ланчбрейк с хотдогами.

Занимаешь отведённое под тебя ложе, и вкушаешь яства итальянской кухни, лёжа на боку. Конструкция у ложа вполне широкая, чтобы… впрочем, это уже после десерта).

О чём мы, стало быть? Ах, да! Оргии…

На каждой оргии непременно присутствовал скелет. Натуральный скелет в полный рост, человечий. Чей конкретно, как правило, неизвестно, но присутствовал. Обязательный атрибут. Без него и оргия не оргия, а просто сходняк за гаражами.

У римлян же насчёт традиций строго, «суровый закон, всё равно закон» — это они окрылатили.

Хотя не исключено, что атрибутику эту римляне переняли у древних египтян, когда их покорили.

Это уже впоследствии на них марафет навели, на римлян: «ах! древняя античность! у меня от неё мурашки по телу!» А кто бы сомневался? Они же с самого начала и были сбродом бомжей и мужичья, где ещё ей разводиться, этой живности? Грызла она их, покоя не давала, вот и шастали, туда-сюда, и куда попадя, а если где-то что не так лежит, — под себя гребли.

Со своими короткими мечами и длинными амбициями — всё Средиземноморье заграбастали. Без остатку. Хотели повсеместно Римский Мир установить, чтоб варвары поменьше друг друга резали, и тихо себя вели, за необременительную плату налогов кесарю. Можно натурой или сырьём…

Но мира оказалось слишком много... И дело даже не в длине мечей у миротворцев, а вот много слишком чересчур всего: просторов, населений, климатических поясов…

Однако снова мы как-то сплыли с темы, а в ней вопрос нешуточный и стоит ребром: скелет чей будет? Египетский? Римский? Кто ввёл обычай приглашать его? Ведь ничего ж не жрёт зараза!

В чём, кстати, его плюс.

Хорошо, зайдём с привычной нам непредвзятостью. Вспомним, что на египтян у избранного народа зуб издавна имеется из-за тех держиморд, из-за фараонов, что долго их в плену держали, в который племя Иакова сами же и приплелись, но потом передумали.

А и учтём сюда же, что мне вовсе ни к чему трения с коленами Израиля, поскольку всё ещё не выяснено — мой пропавший дед Иосиф, он Еврей был или как?

Но хватит сомневаться! Ставим вопрос на голосование: кто за? против?

И скелет уходит к па!-бе!-дителю! В красный угол на оргии Ры-и-имлян! (Фанфары с литаврами).

Да, но простите, что он там делает, в углу?

Ха! Так вот в этом-то самое главное то-то и оно! Он там висит, на специальном гвоздике, для аппетита!

Смекаешь? В угол глянул, из которого он на тебя скалится с высокомерно ухмылистым превосходством, с которым ты взираешь (если ещё взираешь) на дворовую карапузню, и (благодаря ему) — осознаёшь свою персональную смертность, что живёшь лишь раз, ну так давай же жить по-полной: радоваться мурене отварной (на пару́, кстати), и лазанье из крокодиловых яиц (деликатесная дань отлогих берегов Нила), Фалернскому искристому, и звукам флейт, и хохоту друзей, и с пылких губ девичьих поцелуи пить, быть может полные чумы… Зато пожил.

И в том скелете также заложена разгадка разницы между оптимистом и малахольным ипохондриком, а именно, что главное — не перебарщивать.

Взглянул на кости, вспомнил — «смертный я, спасибо за остренькую приправу!», и — обратно в гущу пирующих.

Тогда как пессимист, вместо чтоб гостей созвать, обвешает все углы скелетами, в серёдке сядет, и — давай скулить: «ой, смертный я!»

И потому разница у них, у песса с оптом, чисто арифметическая, 1 скелет — хорошо, а начиная с 2 — звыняй, братан, у тебя опять перебор, совсем непруха, бывает, картишки-то верни, да, перетасую, сдам по-новой…

. . .

...И тут не остаётся ничего другого, как согласиться и отметить — что ж, он мастак таких вот беспредметных монологов, пустых витийств, где нет начала, нет конца. Умеет нить сучить клочкастой нескончаемой кудели, и пряжу вить, мотать из поперёка в поперёк. Он в этом молодец.

Хотя в любой момент мог бросить и забыть, а подобрать уже потом, в каком-нибудь последствии, если всплывала, и — продолжить… однако же, скорей всего, затеет заново накручивать другую хрень. Всё так же без начала и конца. Кому? Зачем?

Какая наху* разница кому, когда сидишь объятый гулко дремотной пустотой толпы вокзала, когда за окнами автобуса осенняя моква, и не на что смотреть (но стал бы?), а ехать ещё 2 часа. Или торчишь, как вот сейчас, в подъезде, не зная сколько ещё ждать придётся, и нет в руках твоих твоей наинеотделимейшей частицы, твоей кровинушки, теплом твоим согретого смартфона, а вокруг тебя совсем другой, уже забытый — 20-й век…

Нет, честно, умеет сволочь выдать такую вот витийственную потетень, но выдаёт редко. И не потому, что через минуту сам уже не вспомнит с чего начал и к чему клонит, а по причине своего косноязычия.

Общение с ним — мука мученическая. Не заикается, нет, но эти паузы с подыскиванием слов... а может, прёт их слишком много сразу — в груду сбиваются, и оттого затор?..

Ну в общем, сознавая личный недостаток, он это всё высказывает лишь самому себе. Наедине и с глаза на глаз, причём без зеркала. Когда ничто не отвлекает, а делать нехрен и надо чего-то дожидаться. Вот как сейчас.

Ну и чего ж он дожидается тут, в пустом подъезде, на лестничной площадке первого этажа?

Да Инна, вон, зашла к себе, сказала на минуту, пальто сменить на то, которое ещё со школы, но теплее, а он уже даже и походил туда-сюда, пересчитал ступеньки от входной двери до площадки, и папиросу выкурил, а её всё нет, наверно предки пристали с лишними расспросами.

Чтоб как-то это дело скоротать, он вдруг заметил, что те полосы железа, ну под перилами которые, уходят дальше, на верхние этажи и при этом, наверно, для эстетики,  фигурно выгнуты типа скрипичного ключа и так, друг за дружкой, скрипично ровным строем — S S S S — взбираются по ступенькам марша дальше, на следующую площадку, между вторым и первым.

Ну он попробовал один из ключиков (ближнего к   выходу): железо подаётся, а гнутости запас большой, да и дури хватает, а в результате выгнулась немалая дуга, наружу из их строя, потом другая. Но завязать узлом не получилось: полосы сверху и внизу приварены, а радиуса в корявых дугах не хватает, чтоб натянуть до перехлёста. Короче, бросил, оставил уж как есть.

А тут она как раз и вышла.

– Ин, ты поп-арт уважаешь?

– А это что?

– Ну... что народ творит, из чего попало… К примеру, 2 кило гвоздей набить в сиденье стула.

– Зачем?

– Ну для поп-арта… Ладно. Неважно. Глянь сюда — поп-арт под названием «Скоко можна ждать?!»

Он сделал шаг в сторону, открывая панораму перекорёженных полос железа, что безобразно вытарчивали из-под перил (узлом вообще бы кайф смотрелось, нет?).

– Зачем?

В её глазах мелькнул испуг, печаль и сожаление, из-за которых он, каким-то шестым чувством, понял, что зря это он так, что ей грустно — так вот вдруг — расстаться с миром, в котором жила с детства, когда вприпрыжку выбегала мимо этих ключей скрипичных во двор, а может даже прутиком звенела на бегу, как ксилофон… ты-ры-ры-рынь! А на шее верёвочка с ключом от двери, а во дворе лето, яркий день… Но вот уже и нет. И никогда не будет. Проклятые Вандалы, Юты, Обры…

– Ну ланна, чё ты, я поправлю.

Он принялся запихивать железо вспять, обратно в строй, но — фиг там, ключей не получилось, а что-то мято несуразное для типа как прикрыть дыры под перилой... Капец эстетике.

– Ладно уж. Идём, – она сказала, наверно, чтобы его не прихватил за этим делом кто-то случайно проходящий, из жильцов...

. . .

По синему в сумерках вечера снегу, они отправились в парк. Она молчала, всё ещё переживая расставанье с личным прошлым.

А он думал: всё же насколько она конченая богиня, античная, но не из мрамора; и тело куда белее, чем у тех — невообразимо. И до того она вообще совершенство, что остаётся только сдерживать дыхание, и жмурить один глаз, покрепче, чтоб связь времён не обрывалась, и хоть как-то удержаться в привычных пределах постижимого.

Богинь любить не просто, с блядюшками общаги — проблем нет, да не любится.

– Слышь, этта, а ты меня любишь?

– Дурачок, такие вопросы девушкам не задают.

– Не понял! Эт ты-то девушка?

– Ну говорю ж — дурак. Девушка — это навсегда.

– И даже когда станет мать-героиней?

– Полный дурак.

. . .

Этот капюшон с меховой опушкой делал заметнее раскосинку её глаз. “Нанайчонок” — так он прозвал он её, про себя, но ей не признавался, никогда.

– Дмитрий Иваныч, он у вас на Англофаке преподаёт, а раньше в нашем доме жил, сегодня утром в Старом корпусе, когда по звонку на пары расходились, на нашем этаже стоял.

– Молодец мужик! Знает, где правильную позицию занять.

– Да, и знаешь, — он бачки отпустил!

– Вот это Димон! Над-буит на лекцию к нему наведаться. Ты ж подывысь — Дмитро у Ринго Старры подался́!

– Как меня увидел, говорит: “Здрасьте, девушка! Ещё нет?”

– А ты?

– А что я? И я говорю: “Здрасьте, ещё нет”.

– Ну так эт яснее некуда — женщина, она лишь эхо мужика или типа зеркала, чего в нём разглядит, то и в ответ покажет, вот и аукается тем же, что спрошено. Будь другом, а? В другой раз, как он так вот спросит, ты ему скажи: “Здрасьте, УЖЕ нет!” Будем ломать Закон Зеркальных Отражений. Вдребезги!

– Вот ты иногда плетёшь, и сам не разберёшь чего.

– Эт точно… А если б знал, то разве б я тут жил!..

- Я чёт тебя не пойму.

– И здесь у нас полнейшая синхронность взглядов.

. . .

В парке, конечно, класс. Снег. Деревья. Тихо как в детстве... Но целоваться в мороз 20 градусов! Кому оно нада!..

Хотя вот этот ващще улёт был… глаза сами собой закрылись…

– Знаешь, чего бы я хотела?

– Сдать сессию.

– Нет. А чтоб ты был такой вот маленький, – (она раздвинула большой и указательный пальцы своей руки для наглядности размера), – и чтоб я могла тебя себе в карман упрятать.

Она рассмеялась, а он заткнулся, потому что — как всегда, от её смеха — здоровенная киянка саданула его в солнечное сплетение, вышибая дыхание, а без запаса воздуха в лёгких — особо так и не повитийствуешь…

* * *