автограф
     пускай с моею мордою
   печатных книжек нет,
  вот эта подпись гордая
есть мой автопортрет

великие творения
                   былого

:авторский
сайт
графомана

рукописи не горят!.. ...в интернете ...   
the title of the work

Альмидано Артифони прошёл Холз-Стрит, миновал Свелз-Ярд. Позади него Кэшл Бойл О'Коннор Фицморис Тисдал Фарелл в болтающемся тростезонтоплаще увернулся от фонарного столба у дома м-ра Ло Смита и, перейдя, пошёл по Марион-сквер.

Далеко позади него, слепой юноша простукивал свой путь вдоль стены Колледж-Парка.

Кэшл Бойл О'Коннор Фицморис Тисдал Фарелл прошёл до радующих глаз витрин м-ра Льюиса Вернера, затем развернулся и зашагал обратно вдоль Марион-сквер, расколыхивая свой тростезонтоплащ.

На Уайльдовом мосту он встал, нахмурился на имя Илии, вывешенное на Метрополитен-Холл, насупился на отдалённую пригожесть Герцоговой Лужайки.

Очки его блеснули, хмурясь на солнце. Оскаля крысиные зубы, он пробормотал:

Coactus voluiна латыни: "будучи принуждаем, хотел того же" (юридический термин) .

Он зашагал дальше по Клэр-Стрит, скрежеща своим яростным словом. Минуя окно зубоврачебного кабинета д-ра Цвейта, напор его плаща грубо смел полою тоненькую тросточку и сягнул дальше, хлестанув безмускульное тело. Незрячий юноша обернул своё болезненное лицо вслед шагающей фигуре.

— Прокляни тебя Господь,– сказал он взъярённо,– кто бы ты ни был! Ты слепее меня, сучий выблядок!

* * *

Напротив заведения Рагги О'Донахью юный господин Патрик Алоизус Дигнам, облапив полтора фунта свинины из лавки Мангена, покойного Ференбаха, за которой его посылали, шёл вдоль теплой Виклоу-Стрит, не спеша нисколечько. Это ж такая блинская скукотища: сидеть в гостиной с м-с Стоер и м-с Квигли, и м-с МакДовел, где шторки задёрнуты, а они знай себе нюхают свои табакерки, да по капельке прихлёбывают густоянтарный херес, что дядя Барней принёс от Танея. Да помаленьку наминают домашний фруктовый пирог, без конца, блин, ворочают челюстями да вздыхают.

На Виклоу-Лейн витрина мадам Дойл, бальные платья и бижутерия, остановила его. Он стоял, глазея на двух молотил раздетых до самой шкуры, вскинувших кулачищи. Из боковых зеркал два юных господина Дигнама, в трауре, раззявились безмолвно. Майлер Кьог, любимец Дублина, встретится со старшим сержантом Беннетом, скуловоротом из Портобелло, в поединке за приз в пятьдесят соверенов. Боже, вот будет молотиловка, стоит поглядеть. Майлер Кьог это вон тот, который бьёт, в зеленом поясе. Вход две монеты, солдатам за полцены. От мамули я бы запросто смылся. Юный господин Дигнам, что слева, повернулся, когда и он повернулся. Это я в траурном. А когда состоится? Двадцать второго мая. Конечно, блин, уже прошло.

Он повернулся направо и справа тоже юный господин Дигнам повернулся, кепка набекрень, воротник выскочил. Задрав подбородок, чтоб пристегнуть воротник, он увидел изображение Мари Кендел, очаровательной субретки, рядом с парой молотил. Из тех ляль, что Стоер держит в пачках с бычками, которые смалит втихую, а старик его как-то застукал и вздрючил.

Молодой господин Дигнам опустил свой воротник и побрёл дальше. Но самый сильный молотила это Фицсаймонс. Раз заедет в дыхалку и ты готов до конца следующей недели, парень. А по технике лучшим молотилой был Джим Корбет, пока Фицсаймонс не выбил из него опилки, финты у него – класс.

На Грэфтон-Стрит юный господин Дигнам увидал красный цветок во рту богатого джентла, и на нём ещё пара шикарных колёс, а он только слушал чего ему варнякает старый ханыга, да скалился всю дорогу.

Сендимонтского трамвая не видать.

Юный господин Дигнам пошёл вдоль Нассау-Стрит, перехватив свинину в другую руку. Воротник опять подскочил и он его одернул. Блинская пуговица слишком мала для петли в рубашке, заколебала, блин. Ему встретились школьники с сумками через плечо. Я и завтра не пойду, аж до понедельника. Ещё попались школьники. Заметили, что я в трауре? Дядя Барней сказал, что даст извещение в сегодняшнем вечернем номере. Тогда все увидят и прочтут в газете напечатанную мою фамилию и папкину.

Лицо его, что только что было красным, всё посерело, а к глазу подбиралась муха. Этот хруст, когда вворачивали шурупы в гроб, и буханье, как сносили вниз. А в нём был папа, а мама плакала в гостиной, а дядя объяснял носильщикам как развернуться на лестнице. Большой был гроб и высокий, а на вид тяжелый. Как так случилось? В тот вечер папаня был поддатый, стоял на лестнице и орал где его ботинки, чтоб пойти к Танею ещё поддать, такой на вид занюханный и хлипкий в своей рубашке. Не увижу никогда. Вот это смерть. Папа умер. Мой отец умер. Он мне говорил слушаться маму. И ещё что-то, но я не услышал только заметил как его язык и зубы старались выговорить получше. Бедный папа. Это был м-р Дигнам, мой отец. Одна надежда, что он теперь в чистилище, потому что в субботу вечером сходил на исповедь к отцу Конрою.

* * *


стрелка вверхвверх-скок