научные            
                   труды

52

У себя за пазухой он продолжал оттачивать свою разгромно обличительную речь в адрес тусующегося вокруг олигархического сволочья.

Взывал к паскудам гнусным, чтобы раздали своё имение неимущим. Забыли бы волчарские привычки, обратились в кротких членов общества для воплощения, сообща, идей, начертанных Великой революцией 1993-го в быль. Но просто выжидал момента поудобней, чтоб выдать это всё поддатым сквалыгам.

Складом своего ума, он симметрично совпадал с польским дореволюционным корнетом времён Кошута. Всегда готов прищёлкнуть драными, но полными гонора головками сапог и бурно ринуться в завихрень мазурки или на штурм редута среди пересечённой местности. Короче, — показать им кузькину матку Чехонстовску… Каждый из любых, перетиравшихся с Мицкевичем Адамом, согласится — весьма и очень даже пся кревный малый, этот Славик.

Но тут устроитель сборища, Павлик, велел выдать Катюше несвежий замызганный халат продавщицы ОРСа. Она в ответ воспряла, и вся преобразилась, и тут же принялась обсчитывать, обвешивать, и недоливать этой нищете на час. Да ловко так!.. И флиртовала в стиле 70-х, и отбривала, и посылала мужиков домой к жене и спиногрызам. А потом вдруг его, Славика коханая перешла на украинский! Полный фурор и ржачка в очереди.

Павлик, зав забегаловки, ел Фуфаеву взглядом радостно счастливых глаз. Она же отвечала искрометными взорами из-под погустевших вдвое, после Чернобыля, ресниц. Устроили откровенный секс при всех, эта парочка платоников-агорофилов.

От умиления, что давно не видел свою Катеньку настолько оживлённой, Славик позабыл свою привычку ревновать на пустом месте. Он ушёл на скамейку запасных под видом оттоманки, поверх которой реформатор Мавроди обтыкивал одеялом последнего в писательском роду Гайдаров-Голиковых (дальше пойдут одни только Гайдары), которого в дальнейшем ему предстоит пережить на 9 лет.

В этот момент соглядатаю от жёлтой прессы удалось, наконец, запустить свой диктофон на пластыре под майкой, и он стал тупо приставать к сброду, вымогая рассказать кто чем заработал свой первый миллион.

Гости трезвели на глазах, впадали в молчание и меланхоличность. Некоторые задумчиво почёсывали своё очко. И только Павлик объявил себя челночником.

Он обеспечивал освобождённую страну Цейлонским чаем, которого на острове — что грязи. Его там даже лошади не жрут. Из принципа. Потому что местные они и понимают, что чаем окормленные лошади становятся лошарами, а потом никто их замуж не берёт, а все только говорят: «Вали отсюда, чифиристка!»

И всё бы хорошо, пояснил Павлик, если бы не Пакистан на пути. Пользуясь своим воздушным пространством, они не пропускали самолёты, пока не обыщут, а могли и конфисковать весь чёрный брутто-нетто.

Тогда Павлик подзанял бабла у чеченцев (у тех тогда зелени до хренища было, им ВПК платил, чтобы вели войну с Россией и у российского ВПК имелся бы стабильный рынок сбыта вооружения и кирзовых ботинок).

Короче майнул Павлик в Карачи, а оттуда в Равалпинди на такси. Сдачу раздал чиновникам, местным бюрократам, чтобы забить стрелку с премьер-министром. Заходит — глядь! — а там женщина с шёлковым платком на гладких волосах, с именем таким же сложным, как общая судьба женщин Востока. Фамилия полегче, итальянистая — Бхутто.

— У тебя 2 минуты, — говорит, — и ни секундой больше. Постарайся уложиться. У нас в серале обычаи строги!

Так тот скопец те 2 минуты на 2 часа растянул. Мультик про Чебурашку во всех подробностях ей пересказал, включая марку велика у почтальона Печкина, и все дела. Она едва поспевала платок у себя на волосах поправлять…

Так Павлик вышел в олигархи.

Сабантуй завершился в 6 утра на берегу вокруг костра, под хоровое исполнение пионерских песен. Может и дольше бы орали. Но из предрассветных сумерек нарисовался мент Юрик с парой десятков остальных ментов. Те, по своей тупой привычке, уложили любителей хорового пения на землю, а забегаловку зажгли. (Правда, Мавроди и Гайдара успели оттуда выпинать, предварительно.)

Тут огонь перебросился на иномарки, пошёл фейерверк из бензобаков, и этот крысёныш Юрик, хоть в детстве смахивал на склизкого бобра, увёз куда-то Павлика.

Фуфаева заорала вслед, глуша вой пожарных сирен, поспешавших к очагу возгорания.

Вау! Вау!!

«Подвесочка» — закачаешься, не хуже свежесамовздёрнувшегося судьи в Судетах. Я те отвечаю!

53

Паре желательно не совпадать по росту. Контрастность её разнообразит. Пат и Паташон, Ч. Чаплин и Полисмен, Торопунька и Штепсель — любая из этих пар побьёт сборную звёзд всех Камеди Клабов одной левой.

Как правило, симпатии публики на стороне короткого компонента пары. Он типа младшего брата в сказках, которому назначено утереть нос стоеросым дылдам.

В прогулке по лесу немецкого судьи и чешского профессора астрономии, роль рослого досталась славянину. Чех признаёт, что его земляк по крови был пошлым обиралой и садистом по отношению к своим пациентам, которых сажал в ледяную ванну.

(Но наш Гоголь и тут проявил гениальность, раскусил шарлатана и сбежал из водолечебницы, хоть оплатил уже курс лечения авансом! Бе-бе-бе!)

Профессор убеждает немца приспосабливаться к Первой Чешской Республике (ПЧР) расцветшей на обломках Австро-Венгерской Империи (АВИ).

Судья жалуется, что чересчур гнобят, хоть он и владеет чешским, и уже не раз грозились должность отобрать.

Они состояли в давнем знакомстве. Разговор вёлся в ключе уступчивой корректности интеллектуалов. Острые углы умалчивались паузами.

— Свобода, — сказал чех.

— Ага, свобода, — отреагировал немец.

— Чёт эсперанто ты забросил, — укорил астроном.

— Что есть, то есть, — подтвердил судья.

На том и разошлись с прогулки. Тем более, что представитель нацменьшинства допустил метафорическую бестактность. Сравнил Судеты с аппендиксом, воспалённым этнической враждой. Его, де, лучше удалить, своевременно, чтоб не пропал здоровый организм ПЧР.

(Не лезь в область медицины, гражданин судья! Ну — отчикнул, а кому пришьёшь? Иль просто намусоришь посреди Европы обрезком слепой кишки? Такие номера тут не проходят. Тут со всех сторон цивилизованные люди гуляют. Ты сперва суверенное погоняло дай этой гнойной гадости. Во! Мог бы её СНГ назвать, к примеру, для соблюдения международных приличий — Судетское Народное Государство.)

Короче, сходняк устроили в 1938-м в Мюнхене четыре пахана — британский, французский, германский и итальянец Муссолини.

Эт дело перетёрли и бумагу подписали, чтоб чин по чину всё в дипломатической наружности. Судеты — Гитлеру отошли, тем боле, что Австрия уже к нему в шестёрки подписалась, добровольно, с погонялом «Остмарк».

Премьер британский прилетел домой и прямо с трапа помахал своим фанатам клочком подписанным: «Я привёз вам мир!»

Гип-гип, уря-а! (Всё как положено.)

Ну, а французский миротворец в Париж поездом добирался.

А за океаном, в Нью-Йорке, дон Корлеоне, пахан семьи сицилианской мафии, в политику особо не вдавался. Однако подчинённые пристали — скажи им да скажи свою оценку такого политического расклада.

— А чё сказать-то? — грит Вито Корлеоне, — Долбоёбы, они долбоёбы и есть. С такой уступчивостью, семья Татаглиев меня б давно, бля, рыбкам в устье Гудзона скормила. А на Гитлера теперь уж удержу не будет — пойдёт всех подряд подминать и лапу свою накладывать.

Однако это говорил он по-английски, как всякий нью-йоркчанин, и мне приходится смягчать вольность его выражений.

А к тому же, дошло до меня, что намедни в Союз писателей России новая союзо-возродительная метла пришла. Фамилией — Мединский. Теперь у Сповцев своя униформа будет. Эмблемку красочную состряпали — перо от авторучки, а в нём звёздочка, и по бокам ещё и пёрышки, правда, без гусей — залюбуешься. Не иначе, предстоит полоса закрутки гаек. Вот я и воздержался, на всякий, даже зарубежных бюрократов «мазерфукерами» крыть, по-нью-йоркски.

Но дело даже и не в этом. И не в том, что из писательства сделан способ сидеть на горбу налогоплательщика. Основная прелесть СП, в том, что наличие подобных союзов — готовая лакмусовая бумажка на предмет обнаружения: эта, например, страна тоталитарного режима, или как?

И пускай туроператор разливается любым соловушкой, и впаривает, что хочет, ты сперва погугли — а у них там СП есть?

Допустим в КНДР или КНР я — ни ногой, но в Индию с Австралией — пожалуйста! Там люди не начнут, беседуя с тобой, через плечо оглядываться…

А чехи в Судетах обратно стали нацменьшинством, затаились по своим хатам и только из-за занавесочек заметки делали — кто из местной немецкой шпаны особо так изголяется.

Так, открытым текстом, наморзянил в Центр (БК) товарищ Варламов (позывной «Шницельриц») своим текущим винтиком.

* * *