научные            
                   труды

77

В № 77 аспирантка забурела и уже готовит бумаги на степень доктора. Возит Славика и сына на греческие острова, каналы Венеции, фиорды Норвегии и в прочие завидные места. Но рожать новое дитё от Славиковых сперматозоидов отказывается наотрез.

С обиды он возобновляет отношения с Павликом, иногда ночует у него. Павлик постепенно отстраивает погорелую усадьбу, хотя и трусит от близкого конца света (2012). Он нанял сторожем Юрика, которого уже выпустили, но на работу в ментовке не берут. Юрик завидует Славику и ревнует Павлика. Всё.

Всё? И этот одноабзацный дайджест я хочу выдать за литературную критику?

Нет, конечно. Нельзя критиковать несуществующее. Когда литературы нет, откуда критике-то взяться.

Но что — тогда — мне остаётся делать? Тыкать их в заливку их контентом из жидкого гуано?

Вести учёт укусов отравленными зубами (Да, и это тоже! Херсонское вино ему, бля, кислое!), беспрестанной лжи?

(Свежайшая в № 77: «Блокада» Ленинграда по «Одсуну» — кара Божья за убиение царской семьи.

Само сочетание «кара Божья» ветхозаветно — роль карателя в библии отведена Богу-Отцу, употребляющий эти слова — не христианин, поскольку Бог-Сын принёс в мир сей любовь и искупление.

Ладно, сейчас мне некогда дразнить гусей церковной иерархии. Мне интересно, как блогеристы примиряют подобные заявки с логикой.

В. Ленин перебил семью Романовых, боженька осерчал и, когда Вермахт приблизился к одной из окраин Ленинграда, через аппаратчиков Ленсовета, с товарищем Ждановым во главе, уморил 800 тысяч «лишних» людей, 200 тысяч умерли от дистрофии после снятия «блокады». Вот вам покарание, старики и дети, за то, что вы убили царя-батюшку!

Блогеристы всех мастей поныне пользуются привычной ложью, на автомате. Кто-то ещё ждёт пришествия Антихриста в наш пропащий мир? Утешьтесь! Он давно уже тут, свил себе гнездо в мозгах проникнутых идиотизмом.)

Однако за столько сот страниц нудятины, хочешь не хочешь — скатываешься к дайджестировке.

Но нельзя. Совсем нельзя. Нельзя допустить хищническое истребление читателя. Ведь для того и понадобились БК и ООО АСТы, чьё назначение извести его вконец, чтоб духу не осталось. Под угрозой само даже существование читателя.

Нельзя бросать его, пусть хоть даже и одного, на растерзание.

Будь бдителен, читатель, взят курс на развращение, что приведёт тебя к безусловной гибели. Неотменимо.

Нет, речь не о порнухе, хотя и та вносит свой вклад в достижение поставленной задачи, и не об авторицах, нерестящихся сотнями романов. Всё это есть, однако направление главного удара — на чтение, как таковое.

Чтение — это труд. Читатель, лишённый возможности трудиться, теряет трудовые навыки. Но перечитывать Булгакова с Довлатовым всю жизнь — несколько монотонно, даже если перемежать их Бедной Лизой.

БКовская технология как раз таки и не даёт читателю возможность познать радость труда. Вызвать у него эрекцию, похлестать ужастями по нервам — это пажалста, тут БК всегда готовы. Лишь бы тот не напрягал мозги. Ибо мыслящие — существуют, а читатель должен прекратить своё существование, таков негласный план.

Вот тут-то и пускают в ход варло-ботов для штамповки винтиков, в которых думать незачем и негде, всё переполнено варло-ботовским «я-я-я», страданием по поводу отсутствия «зелени», дразняще шашлычным запашком, подержаными шлюхами, с которыми в своё время…

Всё прочее — заливка лозунгами текущего курса (зачастую иезуитски крученым финтом: возвеличить, порицая). И всё это журчит по канонам блогеристики, где думать не положено, как не полагалось и читателю журнала «Пионер». Мы ж ведь восприемники.

А где литература, — спросит (ой ли, спросит ли?) случайно уцелевший под укаткой дорожным катком, читатель.

А литература, милый, у нас как счастье — только в прошлом да в будущем, ради которого береги мозги, дружище, не дай им зарасти жиром, на радость всем СП и премиям разным по имени и номиналу, под общим контролем госрищей (господин + товарищ = госрищ)…

Ах! Милое, милое прошлое! 1928-й годок. Период нэпа, джаз в кабачках играет. На женщинах кокетливые шляпки-котелки. Политика военного коммунизма позади. Особняки «бывших» поделены на соты-комнатушки. Переломные 30-е ещё не наступили.

Когда в стране победы пролетариата (несмотря на его отсутствие) всё-таки будет создан он, под звяки лиры Маяковского В. В., и взрастут многомиллионные ряды, шеренги этапированных зэко-пролетариев. Ну, а пока — тихо, в основном…

И вдруг те — на! Буза завелась в Ленинграде; группа обэриутов (общество реального искусства) трое или пятеро — поэты, так сказать, которых жареный петух в макушку не клевал, пока что.

В столбцах газетных знающие товарищи (до госрищей ещё сотня лет) изливают гнев разгромными статьями на инакомыслящих, этих последышей футуристов и зауми, в стране, что напряглась в борьбе за светлое пролетарское… (_былядь, не могу, я щас расплачусь!) и т. д.

Всего сильнее стукачи ополчились на обэриутскую строку:

«Шла Коля к морю»

Её (Колю) таскали из статьи в статью. Даже не знаю, чем уж так досадила.

Ну а меня она пришибла будто громом. Обратила в столб соли, который повторял заворожёнными губами:

— Шла Коля к морю. Шла…

И даже понимая, что она мужского рода, я видел чаек над водой, безоблачное небо, тихие волны вдоль края пляжа…

Будь в ней, строке обэриутской, соблюдены все правила, её бы я бы даже не заметил, ведя глазами поверх и — дальше…

Вот — истинное назначение поэзии — выдрать из канонов, прорваться к инопониманию. Сделать читателя товарищем по труду, участником в сотворении небывало поэтического мира.

Но этого ли госрищи хотят? (Прошу прощения и беру вопрос обратно — он риторический.)

Довлатов как-то удивился, откуда, де, взялись 4 миллиона доносов в НКВД на сограждан? (Умножь на три как минимум — получишь численность лагерного пролетариата.)

А корешки, Сергей Донатович, в тех статейках, плюс зависть на комнатушку соседа в коммуналке…

Имён статьеписцев знать не желаю. Но с Хармсом и Введенским сотрудничал, и тем горжусь. Сотрудничал, конечно, после их казней. Но — чёрт побери! — когда мне муторно и хочется на волю —

Шла Коля к морю!

(Извиняюсь тёзкам из реальных пацанов за этот рефрен. В качестве откупного, предлагаю строку немыслимо превосходящую всех тарантино-тараторок:

«Он лежал к дверям ногами, элегантный как рояль...»

Автор неизвестен.)

В целях выживания читателю необходимо — трудиться, трудиться, и ещё раз трудиться!

Но каким образом?

Для пока что выживших — лёгкий тест-отсев:

В литературном творчестве имеется приёмчик, не нов, но дело делает. Желающим — два примера:

(1) из Одсуна

(2) из Круглой радуги.

Сравните, где вас прокатили, а где заставили трудиться в поте чела мыслящего.

Сделайте вывод — что вам больше нравится. С тем и живите. Тут без принудиловки: кому-то рыбка из пруда, а кому жижица нажёванная варло-ботами до комиксообразности…

(1)

« Всё было пропитано ненавистью и страхом, страхом и ненавистью. Все: земля, камни, вода, деревья, птицы, двери, фонари, велосипеды, заборы, окна, воздух»

(2)

«Стол не расчищался до столешницы с 1942. Навал приобрёл плотность, пласты его скреплены вкраплениями бюрократической молофьи, неотвратимо просачивающейся до самого дна миллионами своих микро завитушек от красной-с-коричневым стирательной резинки, карандашной стружкой, лепёшками усохших пятен чая или кофе, крупинками сахара и Домашнего Молока, в супесь примешались также пригоршни сигаретного пепла, мельчайшие волоконца чёрных лент для пишущей машинки, выколупанные и брошенные тут же, канцелярский клей в процессе разложения, кусочки аспирина, порастиравшиеся в пыль. В дальнейшем слое — россыпи скрепок, кремней для зажигалки Зиппо, резиночек, канцелярских скоб, сигаретных окурков и скомканных пачек, случайно затесавшиеся спички, кнопки, огрызки ручек, обломки карандашей всех цветов и оттенков, включая чёрта-с-два-найдёшь гелиотропный и горчичный, Гладкий Вяз Таблетки Тэя от Горла, присланные мамой Слотропа, Нэйлин, аж из Массачусетса, кусочки лент, бечёвок, мела… поверх всего — гуща забытых циркуляров, коричневые корешки от продовольственных талонов, бумажки с номерами телефонов, неотвеченные письма, истёртые листы копирки, и тут же — размашистые наброски аккордов укулеле для дюжины песен, включая «Джонни Дюбэ встретил Ирландскую розочку» («У него попадаются неплохие аранжировки», — уверяет Тантиви, — «ну, типа Джорджа Формби на американский лад, если возможно вообще вообразить такое». — Но Блот решил, что лучше не стоит). Пустая бутылочка тоника ращения волос «Кремль», затерянные кусочки пазлов разной формы, на одном неполный тёмно-карий глаз Ваймаранера, левый, на остальных зелёные складки в бархате халата, сизые разводы отдалённой тучи с нимбом оранжевого взрыва (вероятно закат солнца), заклёпки в обшивке Летающей Крепости, внутренняя сторона розовой ляжки девушки-недотроги с настенного постера… пара старых Еженедельников Разведывательной Информации при армейском разведуправлении, завиток лопнувшей, свившейся штопором струны укулеле, коробочки бумажных звёзд с клейким задом для маркировки разным цветом, части развинченного фонарика, крышка от круглой коробочки обувного крема Нагета, в которую Слотроп иногда заглядывает за своим расплывшимся по меди отражением, неопределимое количество справочников из библиотеки ТОТСССГ в конце коридора — технический словарь немецкого языка, Специальный Справочник или План Города изданный МИДом — и обычно, если не стащили или не выброшен, номер «Новостей Мира» тоже где-нибудь да воткнут — Слотроп заядлый любитель чтения»

* * *