Стефен Дедалус наблюдал через затянутое паутиной окно, как пальцы огранщика проверяют потускнелую от времени цепочку. Пыль покрывала окно и полки витрины.
Пыль oчернила корпящие пальцы с их ястребиными когтями. Пыль уснула на тусклых завитках бронзы и серебра, на гранях циннабара, на рубинах, на чешуйчатых виннотёмных камнях.
Все рождены в тёмной червивой земле, холодные отблески пламени, злобно сверкающих огней во тьме. Где падшие архангелы роняют звёзды со своих лбов. Грязью облепленные хари, руки, вкапываются и вкапываются, стискивают и выдирают их.
Танцовщица в грязном полумраке, где дёсна обжигает чесноком. Моряк, ржавобородый, прихлёбывает из кружки ром пялясь на неё. Долгий, пресыщенный морем, безмолвный блуд. Она танцует, скачет, всколыхивая свои свиноподобные бёдра и ляжки, на широком брюхе приплясывает рубиновое яйцо.
Старик Рассел засаленным обрывком замши снова наводит блеск на драгоценном камне, оборачивает туда-сюда, отстранив до кончика своей моисеевой бороды.
Дедушка обезьян поедает взором похищенное сокровище.
А ты, выдирающий давние образы из кладбищенской земли! Мозгодёрные слова софистов: Антисфен. Список дурманных компонентов. Ориентальные бессмертные хлеба раскинувшиеся из вечности в вечность.
Пара старух, недавно обмакнувшиеся в солёную купель моря, ковыляли через Айриш-Таун к Лондонскому мосту, одна с вывалянным в песке зонтом, у другой акушерская сумка с одиннадцатью завернутыми моллюсками.
Урчанье прихлопывающих кожаных лент и гул динамо-машин электростанции подхлестнули Стефена двинуться дальше. Несущие существа. Стоп! Биенье постоянно вне тебя и биенье постоянно внутри. Воспеваемое тобой твоё сердце. Я между ними. Где? Меж двух ревущих миров, что свиваются в круговерти, Я. Разбей их, один и оба. Но и я разобьюсь в ударе. Грянь в меня если можешь. Блядун и скоторез, так обозвал. Я сказал! Нет ещё пока. Оглянулся.
Да, сущая правда. Такой большущий, с чудесным боем, и чудно держит чудесное время. Ваша правда, сэр. В понедельник поутру, так оно и было, точь-в-точь.
Стефен шёл вдоль Бедфорд-Роу, рукоять ясенька прихлопывала по лопатке спины. В витрине Клохисси выцветший плакат 1860 года боксёрского поединка Хинан против Сайрса, привлёк его взгляд. Во все глаза вылупились болельщики в прямоугольных шляпах, сгрудившись вокруг канатов приз-ринга. Тяжеловесы в лёгких трусиках предлагают один другому свои глыбастые кулаки.
Они тоже бьются: сердца героев.
Он развернулся и стал перед перекошенной книжной тележкой.
— Два пенса любая,– сказал торговец.– За шесть пенсов – четыре.
Мятые страницы. ИРЛАНДСКИЙ ПЧЕЛОВОД. ЖИЗНЬ И ЧУДОТВОРСТВА КЮРЕ ИЗ АРСА. КАРМАННЫЙ ПУТЕВОДИТЕЛЬ ПО КИЛЛАРНИ.
Я мог бы встретит тут какую-нибудь из своих школьных наград. Stefano Dedalo alumno optimo, palmam ferentiна латыни: "награда Стефену Дедалусу, лучшему ученику" .
Отец Конми, перечитав службы к коротким часам, шагал через угодья хуторка Донникарни, бормоча вечерние молитвы.
Обложка слишком хороша, пожалуй, что это? Восьмая и девятая книги Моисея. Тайны тайн. Печать царя Давида. Залистанные страницы: читаны перечитаны. Кто раскрывал их до меня? Как смягчить обветренную кожу рук. Рецепт уксуса из белого вина. Как добиться любви женщин. Как раз для меня. Трижды произнести такое заклинание, сцепив ладони:
Кто это написал? Заклинания и заговоры благословеннейшего аббата Питера Саланка для всех истинно верующих. Ничуть не хуже чародейств любого другого аббата или шептуна Иоахима. Уймись, резвый плешивец, не то пошерстим твою шерсть.
— Что ты тут делаешь, Стефен?
Диллины вздёрнутые плечи и заношенное платье.
Захлопни книгу быстро. Не надо ей видеть.
— А ты-то что делаешь?– спросил Стефен.
Стюартово лицо несравненного Карла, тощие локоны спадают по сторонам. Оно мерцало, когда склонялась подбросить в огонь, изношенные башмаки. Я рассказывал ей о Париже. Потом лёжа в постели под старыми пальто, перебирала пальцами латунный браслет, талисман от Дэна Колли. Nebrakada femininumна смеси языков: "благословенная женственность" .
— Что это у тебя?– спросил Стефен.
— Я купила на другой тележке за пенни,– сказала Дилли, засмеявшись нервно.– Как она, годится?
Говорят у неё мои глаза. Таким меня видят другие? Быстрые, отдалённые и храбрые. Тень моего сознания.
Он взял из её рук книжку без обложки. Французский для начинающих Шарнедаля.
— Зачем ты купила?– спросил он.– Учить французский?
Она кивнула, краснея, плотно сжав губы.
Не показывай удивления. Как должное.
— Держи,– сказал Стефен.– Вполне годится. Только смотри, чтоб Мэгги не снесла в ломбард. Мои-то, небось, уже все сплыли.
— Не все,– сказала Дилли.– Нам трудно приходилось.
Она тонет. Укусы. Спаси её. Укусы. Всё против нас. Она утопит и меня с собой, глаза и волосы. Тощие завитки водоросленных волос вокруг меня, моего сердца, моей души. Соленая зелёная смерть.
Мы.
Укусы самоугрызений. Грызущие укусы.
Нищета! Нищета!
вверх-скок