На Ньюкоменском мосту святой отец Джон Конми, Общ. Ис., храма Св. Франциска Ксавьера, конец Гардинер-Стрит, поднялся в трамвай загородного направления.
Из трамвая идущего за город сошёл преподобный Николас Дазли, Чл. Сов. Граф., храма Святой Агаты, Северная Вильям-Стрит, на Ньюкоменском мосту.
На Ньюкоменском мосту отец Конми вошёл в трамвай загородного направления, ибо не любил проходить пешком скучный путь вдоль Грязного острова.
Отец Конми сидел в углу трамвайного вагона, с синим билетиком осмотрительно сунутым в прорезь перчатки из плотной козлиной кожи, покуда четыре шиллинга, шестипенсовик и пять пенни ссыпались из другой плотнооперчатченной ладони в его кошелёк. Проезжая мимо храма обросшего плющом он размышлял, что билетный контролёр является обычно, когда в рассеянности выбросишь билет. Серьёзность лиц находящихся в вагоне казалась отцу Конми чрезмерною для поездки столь непродолжительной и недорогой.
Отец Конми любил радостную обстановку.
День был полон покоя. джентльмен в очках, напротив отца Конми, кончил объяснения и опустил взгляд. Его жена, предположил отец Конми. Крохотный зевок приоткрыл рот жены джентльмена в очках. Она подняла свой кулачок в перчатке, зевнула, уж так-то мягонько, пристукивая своим кулачком в перчатке по открытому рту и улыбнулась крохотно, мило.
Отец Конми отметил запах её духов в вагоне. Он отметил ещё, что неуклюжий мужчина с другой стороны от неё сидит на самом краешке сиденья.
Отцу Конми порою трудно бывало вкладывать причастие в рот какого-нибудь старика с трясущейся головой.
На Анеслеском мосту трамвай остановился, а когда почти уже тронулся, старушка подхватилась вдруг со своего места – сойти. Кондуктор дёрнул тесемку звонка, задержать трамвай для неё. Она вышла со своею корзинкой и сеткой-авоськой: и отец Конми видел как кондуктор помог ей и сетке, и корзинке её спуститься: и отец Конми подумал, всё оттого что она чуть было не проехала дальше, чем положено по билету за один пенни и, вероятно, она одна из тех простых душ, которым всегда приходится дважды повторять: благословляю тебя, дитя моё—когда отпускаешь им грехи—Молись за меня. Но у них так много неурядиц в жизни, столько забот, у бедняг.
От ограды строительной площадки м-р Юджин Страттон ухмыльнулся толстыми негроидными губами отцу Конми.
Отец Конми подумал о душах чёрных и коричневых, и жёлтых людей, и о своей проповеди про святого Петра Клавера, Общ. Ис., и про африканскую миссию, и о распространении веры, и о миллионах чёрных и коричневых, и жёлтых душ, не приявших крещения водою, а ведь последний их час подкрадывается, как тать в нощи. Та книга бельгийского иезуита, Le Nombre des Elusна французском: "число избранных" (работа бельгийского иезуита-теолога, 1899) , содержит—по мнению отца Конми—резонное опасение. Ведь это – миллионы человеческих душ, сотворённых Божьим Соизволением, до которых вера не была донесена. Все они божьи души, сотворённые Богом. Отцу Конми жалко было, что они могут оказаться утраченными, пойдут в отходы, если можно так выразиться. На остановке Хаут-Роуд отец Конми сошёл, был приветствован кондуктором и, в свою очередь, приветил. Малахайд-Роуд была тиха. Отцу Конми приятны были дорога и название её. В весёлом Малахайде звон радостных колоколов. Лорд Талбот де Малахайд, прямой наследственный лорд-адмирал Малахайда и прилегающих морей. Вдруг раздался крик: к оружию!– и она оказалась девицей, супругой и вдовой в один день. Таковы они были, старосветские дни, правоверные времена в весёлых городах, былые времена в округе.