— Всё это чисто академические вопросы,– изрек Рассел из своей тени.– Я имею ввиду является ли Гамлет Шекспиром, или Джеймсом Первым, или Эссексом. Подобно спорам церковников об историчности Исуса. Искусство предназначено нести нам идеи, невыразимую духовную суть. Главный вопрос относительно произведения искусства – из каких жизненных глубин оно исходит? Картины Густава Моро это изображение идей. Глубочайшая поэзия Шелли, рассуждения Гамлета вводят наш разум в соприкосновение с вечной мудростью, платоновым миром идей. Всё прочее – умничанье школяров перед школярами.
Говорил А.Э. какому-то янки-репортеру. Стенка, туды-т её, вдарилася об меня!
— Научные мужи начинают со школярства,– сказал Стефен сверхвежливейше,– Аристотель был школяром у Платона.
— Каковым, будем надеяться, он и остался– примиряюще произнес Джон Эглинтон.– Он даже видится таким, паинька-школяр с дипломом под мышкой.
Он снова засмеялся к улыбнувшемуся на сей раз бородатому лицу.
Невыразимое духовное. Отец, Слово и Святой Вздох. Всеотец, небесный муж. Хиезоз Кристос, чародей обаяния, Логос, что страждет в нас ежемгновенно. Вот уж и впрямь. Я огнь алтаря. Я жертвенное сливочное масло. Данлоп, судья, благороднейший из всех римлян, А. Э., Оратай, Имя Неизъяснимо, высоко в небесах, И. Х., хозяин их, для посвящённых не секрет о ком речь. Братья великой белой ложи всегда начеку, нет ли способа хоть чем-то подмогнуть. Христос с сестроневестой, влага света, рождён оплодотворённой девой, кающаяся софиа удалилась в пустыни буддхи. Изотерическая жизнь не всякому по зубам. О. П. должен сперва отпахать за ту карму, где был бякой. М-с Купер Оукли как-то одним глазком увидала исподнее весьма благочинной сестры Х. П. Б.
О, фи! Ва! Pfuiteufel!на немецком: "тьфу, чёрт!" Негоже зырить-то, никак негоже, сударка, кады у дамочки выткнулося споднее.
Вошёл м-р Бест, высокий, молодой, мягкий, лёгкий. Грациозно нёс он в руке блокнот, новый, большой, чистый, лоснящийся.
— Такой паинька-школяр,– сказал Стефен,– найдёт раздумья Гамлета о последующей жизни его принцевой души неубедительным, незначительным и неувлекательным монологом, таким же мелким как и у Платона.
Джон Элингтон, хмурясь, произнёс, озлобленно, гневливо:
— Честное слово, у меня аж кровь вскипает, когда кто-то сравнивает Аристотеля с Платоном.
— Который из двух,– спросил Стефен,– изгнал бы меня из своего государства всеобщего благоденствия?
Прочь ножны с кинжала своих дефиниций. Лошадность есть вещьность вселошадности. Потокам тенденций и эпох они поклоняются. Бог: уличный гвалт: весьма перипатетично. Пространство: то, до чего тебе рукой подать. Сквозь пространства мельче, чем красные тельца человечьей крови, они просачиваются-вползают, вслед за задницей Блейка, в вечность, жалкой тенью которой есть весьэтот овощной мир. Держись за здесь, за теперь, через которое всё будущее валом валит в прошлое.
М-р Бест приблизился, любезно, к своему коллеге.
— Хейнс ушёл,– сказал он.
— Да?
— Я показал ему Жубейнвильскую Книгу. Он просто в восторге, знаете ли, от ПЕСЕН ЛЮБВИ Хайда. Мне не удалось привести его на дискуссию. Он отправился к Гиллу купить и себе.
вверх-скок