
Стефен достал батон, банку с мёдом и масло из шкафчика.
Хват Малиган вдруг насупился:
– Что за бардак? Я ж ей сказал быть к восьми.
– Можно и чёрным пить, – сказал Стефен. – В шкафчике есть лимон.
– Ну тебя к чёрту, с твоими парижскими причудами, – окрысился Хват Малиган. – Желаю ирландского молока!
Хейнс приблизился к двери и негромко сообщил:
– Идёт та женщина с молоком.
– Благослови вас Господь, – воскликнул Малиган, вскакивая со стула. – Давайте к столу. Вот чай, наливайте. Сахар в пакете. Не люблю цацкаться с грёбаными яйцами. – Он располосовал на блюде жареное и вышлепнул в три тарелки, приговаривая:
— In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti.латынь: "Во имя отца, Сына и Святаго Духа"
Хейнc присел наливать чай.
– Кладу по два кусочка каждому, – сказал он. – Однако, чай у вас, Малиган, наикрепчайший, не так ли?
Хват Малиган, откраивая толстые ломти от батона, отвечал слащавым старушечьим голосом:
– Кады чай лью, так уж чай, говаривала матушка Гроган. А кады воду, то уж воду.
– Богом клянусь, уж это точно чай, – сказал Хейнc.
Хват Малиган продолжал кромсать и гундосить:
– Таков уж у меня рецевт, миcсис Кахил. А миcсис Кахил ей в ответ: ей-бо, мэм, и Боже упаси, сливать и то, и то в одну и ту ж посудину.
Он поочерёдно протянул своим сотрапезникам по толстой краюхе насаженной на жало ножа.
– Данный фольклор, – произнёс он вполне серьёзно, – как раз для вашей книги, Хейнc. Пять строк текста и десять страниц примечаний об обрядах и рыбо-божествах деревни Дандрам. Издано сестрами ведьмами в одна тысяча мохнатом году дремучей эры.
Он обернулся к Стефену и спросил тонким озадаченным голосом, вздымая брови:
– Ты не припомнишь, братец, в Мабиногьон или в Упанишадах упоминаются раздельные посудины мамаши Гроган?
– Сомневаюсь, – сумрачно отозвался Стефен.
– Вот как? – продолжал Хват Малиган тем же тоном. – А на каких, простите, основаниях?
– По-моему, – ответил Стефен продолжая есть, – про это нет ни в Мабиногьон, ни вокруг него. А матушка Гроган, предположительно, родственница Мэри Энн.
Лицо Малигана восторженно заулыбалось.
– Прелестно, – подхватил он изысканно сладостным голосом, показывая белые зубы и приятно помаргивая. – Ты думаешь – родственница? Просто прелесть.
Затем, хмуро насупившись, он проревел хриплым скрежещущим голосом, вновь рьяно кромсая батон:
Милашке Мэри Энн
На всё давно плевать,
Ей проще юбку чуть задрать…
Набив рот жареным, он и жевал и пел.