Хейнc, сдержанно смеясь, догнал Стефена сказать:
– Наверное, не следует смеяться. Всё-таки это кощунство. Хоть я и не из верующих. Но жизнерадостность, что так и плещет у него через край, делает песенку вполне безобидной, не правда ли? Как он её назвал? Иосиф-столяр?
– Баллада Поддатого Исуса.
– О, – сказал Хейнc, – так вам уже приходилось её слышать?
– Три раза в день, после еды, – сухо ответил Стефен.
– Вы ведь неверующий, не так ли? – спросил Хейнc. – Я подразумеваю веру в узком смысле. Насчёт сотворения из ничего, чудеc, Богочеловека.
– А по-моему, у этого слова только один смысл.
Хейнс остановился, вынимая гладкий портсигар из серебра, в котором взблескивал зелёный камень. Нажатием пальца он распахнул его и приглашающе протянул.
– Благодарю, – сказал Стефен, беря сигарету.
Взяв и себе, Хейнс защёлкнул портсигар. Он опустил его обратно в боковой карман, а из жилетного достал никелированную зажигалку; ещё щелчок и, прикурив, он протянул Стефену пламя огонька в раковине своих ладоней.
– Да, конечно, – сказал он, когда они зашагали дальше. – Либо веруешь, либо нет, не так ли? Лично я не перевариваю эту идею Богочеловека. Вы, полагаю, не из её сторонников?
– В моём лице, – отозвался Стефен с мрачным неудовольствием, – вы имеете жуткий образчик свободомыслия.
Он шагал в ожидании ответной реплики, волоча трость сбоку. Её оковка легко тащилась по тропе, пошелёстывая у его каблуков. Мой неразлучный друг, не отстаёт, кличет: Стеееееееееефен. Волнистая линия вдоль тропы. Они пройдут по ней сегодня вечером, возвращаясь сюда в темноте. Он разохотился на этот ключ. Ключ мой, за найм платил я. Но я ем его хлеб и соль. Отдай ему и ключ. Всё. Он захочет его. Это было у него в глазах.
– В конце концов, – начал Хейнc…
Стефен обернулся к холодно изучающему взгляду, в котором не было недоброжелательности.
– В конце концов, вы, на мой взгляд, способны добиться свободы. Лично вы, как мне кажется, сами себе хозяин.
– Я слуга двух господ, – сказал Стефен, – английского и итальянского.
– Итальянского? – переспросил Хейнc.
Безумная королева, старая и ревнивая. Преклони предо мной колени.
– Есть и третий, – продолжал Стефен, – которому я надобен для определённых услуг.
– Что за итальянский? – снова спросил Хейнc. – О чём вы?
– Об имперской Британии, –ответил Стефен краснея, – и римско-католической апостольской церкови.
Прежде чем заговорить, Хейнс снял из-за губы волоконце табака.
– Это мне понятно, – спокойно произнес он. – Ирландец, смею заметить, должен думать именно так. Мы в Англии осознаём, что не слишком-то честно поступали с вами. Пожалуй, в этом повинна история.
вверх-скок