Развитие наших с Ирой супружеских отношений постепенно продвигалась через вполне предсказуемые этапы. На первых порах, когда я приезжал после рабочей недели в Нежин и взволнованно жал желанную кнопку дверного звонка, Ира моментально распахивала дверь. Я обнимал её в прихожей и мы целовались. А ещё она смазывала глицерином мои запястья с потрескавшейся от мороза кожей. –«Ну, какой же ты дурачок!»– говорила Ира и мне было очень приятно, хотя и больно.
На следующем этапе, мы перестали целоваться. Потом и объятия отошли. Обходились дежурными: –«Как ты?»—«Нормально». И это правильно. Что-то же надо говорить.
Отношения на этом не остановились, а пошли дальше и дверь мне начали открывать её родители, тесть, в основном. Иногда мне приходилось жать эту грёбаную кнопку дважды...
В зимы, когда состояние кожи моих рук уже не вызывало интереса, я перестал их обмораживать. Наверное, опыта набрался или же кожа догадалась, что больше не видать ей глицерина.
При нашем заключительном поцелуе в прихожей, я сразу же почувствовал неладное. Отняв губы, Ира как-то по виноватому изогнула шею и от неё пахнýло пóтом лисицы. Нет, я никогда не нюхал лисьих самок, но моментально определил – лисою пахнет. Позже в тот приезд, она мне рассказала, что была дома одна, в дверь позвонили и там оказался её знакомый, ещё со школы. Он на кухне упал перед нею ниц, обнимал и целовал её колени, но она сказала ему уходить и ничего не было.
И тут, конечно, случился очередной приступ спрятанной агонии, но я до онемения зажал зубами совсем неправильный стук сердца, а когда дыхание вернулось в норму, начал как-то жить дальше...
Из прихожей я проходил в ванную, помыть руки, а оттуда в гостиную сказать «добрый вечер» всем уткнувшимся в телевизор и сесть за стол придвинутый к подоконнику позади тюля.
Посреди стола стоял телевизор, но на клеёнке оставалось достаточно места для тарелки, вилки и хлебницы, чтобы я поужинал. Экран я не загораживали и никому не мешал; разве что эстетически – демонстрацией своего жующего профиля налево от телепрограммы… Потом я относил посуду на кухню и мыл её, а заодно и ту, что скопилась в раковине под краном после обеда и общего ужина в этот день. И я не стыдился мыть посуду, даже когда на кухню заходил муж Тони, Ваня, наоборот, я гордился, что Гаина Михайловна оказала мне такое доверие, после пары придирчивых проверок в начале моей карьеры уик-эндного посудомоя.
Для начала, я согревал чайник воды на газовой плите, потому что греть её в титане слишком долго и надо дрова приносить из подвала. Процесс мытья шёл в большой эмалированной миске под краном. Цивилизация тогда ещё не докатилась до моющих средств и прочих посудомоечных полезностей и, прежде всего, я брал кусок хозяйственного мыла, чтобы хорошенько намылить кусок марли и уже ею мыл, перекладывая посудину за посудиной или ложко-вилку за ложко-вилкой на клеёнку ящика-тумбочки сбоку от раковины. Затем я хорошенько прополаскивал марлю, чтобы ею же промыть посуду под струёй из крана. Всё по технологии Гаины Михайловны, как она показала. Мне даже нравилось, особенно в той части процесса, когда включенный газ шипит под чайниковым дном и горит синим пламенем.
Кроме этого, мне доверяли выбивать ковёр с пола гостиной, который я выносил во двор. Он старый уже был, очень потёртый, так что и бить не жалко. Иногда, когда я его мутузил, Ира выходила во двор сказать, что хватит уже, а то соседи из других квартир тоже ведь люди и их уже жалко. Гаина Михайловна однажды заметила, что по методу моего выбивания ковра сразу виден прирождённый переводчик. Вот удивительно даже, где она видела переводчиков-ковробоев?
Иногда я и сам проявлял инициативу сделать что-нибудь. Один раз Гаина Михайловна очень переживала, что её сын Игорь попал в Киеве в госпиталь по болезни, а она не может поехать и узнать как он там и я предложил, что съезжу.
Игорь был крайне удивлён и не мог поверить, что в Киев я приехал единственно с целью повидать его. Четыре часа электричкой, чтобы повидать шурина, с которым не знаю о чём говорить. Если бы я признался, что за эти четыре часа наконец-то прочитал Путешествие из Петербурга в Москву Радищева, ему бы легче стало?
Потом столько раз пришлось повторять тёще, что сын её хорошо выглядит. Ну вполне нормально, если не считать, что на монаха смахивал, как и остальные пациенты. Этот госпиталь офицерский и всем выдают длинные синие халаты, а их армейские фуражки не забирают. Дивное вышло сочетание, особенно когда видишь как пара пациентов гуляют в перипатетическом диалоге по аллее крохотного сада при госпитале – долгополые синие рясы под нимбами цвета хаки с кокардой надо лбом. Древний славный орден – монахи-Фуражканцы...
А ещё мне доверили красить пол блестяще-красной половой краской. Не за один присест, разумеется, потому что людям же надо где-то жить и по ходу ремонта. В два приезда на выходные. Но кухню с прихожей и коридор между ними Иван Алексеевич красил в моё отсутствие.
И он мне очень помог, когда я решил сделать книжный шкаф, но без дверей и стенок, чтоб из полок складывался. Для нашей семейной библиотеки, в будущем. Уже собрались восемь томов Словника Української Мови. Я опоздал подписаться на Словник, но потом многие подписчики решили не тратить деньги попусту и нераспроданные тома отказников выставлялись в книжных на продажу. Кроме неполного собрания Словника, был весь Квітка-Основьяненко в четырёх томах, на которого я успел подписаться, десяток книг на Английском и всякий разнобой из книжных магазинов.
В СМП-615 подходящего материала для полок не оказалось и тогда я попросил тестя, чтобы в столярном цеху на ХлебоКомбинате мне прострогали рейки по списку с размерами. Он когда привёз их вязанку и поставил в прихожей, то начал мне доказывать, что ничего не выйдет. Потом ещё и Иру позвал, говорит:
– Сама посмотри – разве из такого полки получатся?
Да, они действительно казались слишком тонкими, но перед тем как попросить, я тщательно продумал как сделать полки – лёгкие, но прочные. Те заготовки я отвёз, конечно, на Декабристов 13 – в Нежине нет ни условий, ни инструмента для такой работы.
И когда я нарезал шипы на рейках, выдолбил гнёзда и посадил на казеиновый клей, а потом уже прошкурил и покрыл светло-жёлтым лаком, то полки даже моему отцу понравились.
Ира, в один из её одиночных визитов в Конотоп, особо не впечатлилась – да, полки, ну и что?. Вон в мебельных и не такие продаются. А неутешительный прогноз Ивана Алексеевича тоже понять можно – у него на производстве работник столярного цеха сказал, что не получится, и он доверился мнению специалиста…
~ ~ ~
А потом мои начальные хождения по квартире родителей Иры сделались короче, потому что я перестал ужинать в гостиной… Это решение было принято после того, как слишком долго пришлось ждать под дверью, пока тесть откроет дверь, а когда я всё-таки зашёл в прихожую, то услыхал шум скандала. Дело житейское, сам знайиш, в семье бывает. Слышались разгорячённые восклицания Вани, Тониного мужа, на повышенных тонах, потом сама она с заплаканным лицом шмыгнула на кухню и обратно, где ещё пара голосов вмешались в неразбериху. Ира выглянула в прихожую: –«Хлеб на столе, остальное сам положи»,– и скрылась дальше пререкаться с Ваней.
По поводу моего приезда, театр военных действий переместился в спальню Тониной семьи. Из гостиной слышно было только, что Ваня занял круговую оборону в углу возле окна, а тесть с тёщей и золовка, по очереди и хором, выкрикивают что у кого на него наболело. Слов не разобрать, как проклятия Пилютихи через стену, да к содержанию я и не прислушивался, но различал, что Ваня отбивается короткими очередями, по-Бандеровски. Они патроны берегут. Иногда кто-нибудь из атакующих выбегал в гостиную, припомнить чем ещё они забыли поделиться и, очертя голову бросались вспять, снова ввязаться в бой. Кроме Тони, которая спальню не покидала, а упорно долбала одной и той же монотонно-бронебойной репликой из угла напротив. Я туда не заглядывал, но всё и так понятно, семейные скандалы не блещут разнообразием тактических решений.
И вся та заваруха бушевала на фоне диких воплей бунтующих дехкан в Центральной Азии, потому что на ЦТ шёл сериал Человек Меняет Кожу, где они яростно метались от одного края экрана до другого. Отсюда и голоса. Потом дехкане вконец обнаглели – прыг из телека! И продолжают беготню по клеёнке. На стол с ногами! Поймали момент пока зрители заняты личными разборками в спальне.
А я так и знал, что от этого ЦТ чего угодно ожидать можно… Как-то в воскресенье тёща сготовила супчик из голой, но здоровенной кости и поставила мою тарелку рядом с ящиком, где мафиозный клан заставил честного судью покончить с собой. И когда он выстрелил себе в висок, мозги точняк в тарелку ко мне шмякнулись – шрямп! А что делать, когда тёща над головой бдительно стоит, чтобы ты её стряпне должный респект оказывал? Пришлось хлебать, с пылу, с жару...
Но не уйдёт никто от справедливого возмездия! И теперь, безнаказанно пользуясь моментом, что мы с телеком с глазу на глаз остались, я его гада—цок!—на другой канал. А там милый такой струнный квартет камерной музыки. Окайфенно! Самое оно.
Но тут тесть из спальни прирысил на подзарядку. И чует – что-то не то, не стимулирует, как ожидалось. Он как-то не враз понял, что это из-за виолончели. Какая нахрен виолончель в Центральной Азии? Но, к сожалению, врубился что к чему и на прежний канал – тресь! А благодарные дехкане ему оттуда дружным хором:: –«Ал-ал-ала!» Он залпом заглотал, как банку энергетика и, с полным боекомплектом, ринулся обратно – в извечный бой...
С того вечера, как приеду, после прихожей и ванной, прямой маршрут на кухню. Хавку на стол поставлю, что там есть. Но холодильник никогда не открывал, чтобы Гаина Михайловна потом Ире не зудела свои укоры из-под носа.
Пока я ел, и ты на кухню прибегала со своей радостной болтовнёй, на личном, пока ещё не очень понятном языке… Но это я опять вперёд забегаю...
~ ~ ~
вверх-скок