автограф
     пускай с моею мордою
   печатных книжек нет,
  вот эта подпись гордая
есть мой автопортрет

самое-пресамое
финальное произведение

:авторский
сайт
графомана

рукописи не горят!.. ...в интернете ...   





А тем временем каменщики подняли из вагончика на линию свои инструменты… Та часть стены, на которой предстоит работать бригаде, называется «захватка». Из конца в конец захватки зачаливается «шнýрка»—толстая рыболовная леска, местами испачканная присохшим раствором, с хвостатыми узлами там, где чья-то неосмотрительная кельмы рассекла надвое её—туго натянутую вдоль растущей стены—чем вызвала разноголосую, но единогласно укоризненную реакцию каменщиков вдоль захватки:

– Какая опять падла?..

Шнýрка нужна для поддержания общей горизонтальности в порядовке кирпичной кладки, тем-то и объясняется непрестанно пристальное к ней внимание, не одним так другим каменщиком.

Справа от каждого каменщика, кран оставляет ящик с раствором, он же «банка». Объём такого ящиканевелик – всего на четверть тонны. Когда раствор из банки выработан, порожняя тара краном же отправляется на растворную площадку, чтоб строповщицы пополнили запас из остающейся или же вновь подвезённой кучи грязи. Забанкованный раствор постепенно теряет эластичность, в таком случае надо просто добавить воды, принесённой помятым ведром их многотонной ёмкости неподалёку от захватки, и перемешать его с ней совковой лопатой. Поэтому из каждого ящика торчит черенок вонзённой туда лопаты. Но основное назначение лопаты – перешлёпывать раствор на свою часть захватки. После чего лопата возвращается в позицию торчащей из ящика, а каменщик берёт свою кельму—размером с солидный кухонный нож, но с треугольной лопаткой вместо лезвия—и разравнивает ею раствор шлёпнутый поверх предыдущего ряда кирпичей для укладки следующего.

Слева от каменщика стоит поддон с кирпичом, по три-четыре сотни штук уложенных плотными рядами поверх друг друга. Ухватив кирпич из верхнего ряда, каменщик кладёт его на слой разровненного раствора и пристукивает обитым жестью концом рукояти кельмы, чтобы привести кирпич в позицию продиктованную натянутой шну́ркой, если это лицевой ряд либо с уже проложенным лицевым рядом, когда кладётся ряд задний.

Если по ходу кладки требуется кирпич особого размера – половинка, трёхчетвёрка или (самая мелкая, но стандартная) «чекушка», каменщик пускает в ход кирочку—кайло в миниатюре—обрубая лишнее. Когда кирпичи на поддоне закончатся, крановщик подаст следующий поддон зацепленный внизу Катериной и Верой Шараповой, из уложенных ими же.

Такая вот ритмичная смена движений: наклон – бросок, наклон – шлепок, а плюс к тому неограниченное пребывание на открытом воздухе, сводит трудовой процесс к чистопробной аэробике слегка приправленной элементами тяжёлой атлетики. Упорядоченное, последовательно зацикленное движение, можно даже сказать – спиралевидное. Смекаешь?

Ну а теперь можешь наплевать и забыть всю эту патетическую хрень, потому что стройка – это не цирк с разглаженным песочком арены. Стройплощадка это опасная зона, где острые концы арматуры таятся в закоулках, крепкая, с виду, доска, проламывается под ногой, ведро кипящей смолы падает с крыши и тебе чертовски повезло, если при упреждающем крике «беги!» ты без раздумий метнулся прочь, а не разинул варежку кверху – «а эт чё тама?» Плюссь!

Тут хряскает оземь секция чугунной батареи отопления – её швырнул в проём окна на четвёртом этаже блатной, что недавно вернулся из очередной ходки на Зону. Он ни в кого персонально не метил, а просто так швырнул, не глядя – тут уж на кого Бог пошлёт.

По большому счёту, стройка – это жизнь. И тут, как в жизни, надо не только жить, но и—извини за рецидивный пафос—выживать. Ну и сами каменщики, конечно же, не роботы, а люди. А люди, если хорошенько окрысятся, то кого угодно выживут… хотя, о чём это я?.. Ах да – стройка!.

На стройке у каменщика не много остаётся времени для истолкования причудливо изотерических посланий от посвящённых избранным, не больше и на расшифровку знаков начертанных по небу вязью облаков.

Дождись перекура и – пожалуйста! Вплетай какой хошь символ в куда душе угодно. Тасуй их, вычитывай смысл криптограмм – посланий белым по синему… Покуда бригадир Хижняк не поднял шнýрку на следующий ряд и не прокричал вдоль линии захватки:

– Гоним-гоним!

На что Пётр Лысун откликнется уныло:

– Чё? Опять вперёд? А где он, перёд этот?

И тут – просто хватай свою лопату, шлёпай грязь на стену и – живи дальше…

~ ~ ~

(...в позапрошлом веке, на границе с Англией, а может наоборот с Шотландией, жил себе фермер, который неслабо так зарабатывал исцелениями. Без какого-либо шарлатанства. Приводил в норму всякого рода умственно тронутых, чокнутых, сдвинутых или же как-то ещё повреждённых по той же линии. При условии, что любящие родственники не ошиваются поблизости по ходу курса лечения.

Вот привозят к нему такого, скажем, своеобразного, чьё специфическое восприятие окружающего мира всех домочадцев уже по полной заеб… то есть… наотрез отказываются всерьёз считать его чайником. «Ах, осторожней! Я фарфоровый. Не разбейте!»

На следующее утро, выводит фермер этого чайника в поле, вместе с некомплектом от других сервизов—фужер из хрусталя, солонка, там, с утерянной крышечкой, бижутерия тоже случалась—и аккуратно впрягает всю дзинь-компанию в плуг. А и потом, само собой, пашет поле.

К вечеру дня, 88% стеклотары вспоминали теорию происхождения видов и высказывали ему замечания, с людьми, мол, нельзя так. Самые упорные скороварки на второй день начинали прикидываться, что и они такие же люди как все. И фермер возвращал семьям и обществу полностью восстановленных членов. За оговорённую плату, есессна, плюс приятный бонус – поле вспаханное надурня́к...)

Ира не верила в трудотерапию на свежем воздухе, она больше полагалась на народные средства. В ту зиму она повезла показать меня колдуну в Ичнянском райцентре, Черниговской области. Туда мы приехали в сумерках, потому что зимой быстро темнеет. До отправления автобуса обратно оставалось полчаса и местные дети на улице, с какой-то даже гордостью, указали нам дом колдуна.

Дверь добротного дома открыла обычная сельская баба среднего возраста и прочий интерьер оказался такой же непримечательный, без всякой бесовщины. На кухне сидели пара посетителей, но не из нашего автобуса, а то бы я запомнил. Следовательно, откуда-то неподалёку. Молодая пара, с виду может даже и молодожёны, оба за столом сидят. Молодожён наворачивает миску борща, а она – нет, а типа как, прослеживает. Время для борща не совсем подходящее, но я не вмешиваюсь – может, колдун прописал в виде терапии...

Баба отвела Иру в соседнюю комнату и через пару минут они вернулись вместе с колдуном. Черноволосый мужик лет пятидесяти в рубашке хаки от общевойсковой парадки. Посмотрели мы друг на друга, не моргая, и он ушёл в комнату вместе с Ирой. Я остался с борщеедом и двумя медсёстрами без халатов.

Вскоре Ира вернулась, вся такая взволнованная, и мы пошли на автобус. По пути в Нежин, Ира поделилась – я не тот стал оттого, что мне скормили «дання», но случилась передозировка, однако сегодня лечить меня бесполезно, потому что «кватера» не та, то есть луна находится в неподходящей для процедур фазе. (Или таки борщ кончился?)

А ещё колдун сказал, чтобы я больше не приезжал, а меня надо подменить каким-нибудь родственником единокровным. Так что, вместо меня потом моя сестра Наташа ездила с Ирой в Ичню.

(...всем известно, что «дання» это приворотное зелье, которое применяют женщины, чтобы в них влюблялись. Намеченной жертве дают что-нибудь съесть с приправой из менструальных выделений браконьерши… Всё-таки, они первыми начали эксперименты на людях проводить...)

Я не верю в чары, загово́ры и прочую суеверную херню, но пока звякаешь кельмой о кирпич или грязь лопатишь, голова остаётся, в основном, не занятой и в ней много чего проворачивается.

(...если, чисто гипотетически, «дання» имело таки место, то – кто, где, когда?

Не помню в который год моей работы в СМП-615, мне в голову подвернулись два предположения:

1. кефир, который Мария принесла мне в горбольницу, когда я там лежал из принципа;

2. варёная колбаса, которой меня угостила моя однокурсница Валя с чёрными сросшимися на переносице бровями, во время совместной школьной практики на станции Носовка, хотя мне есть тогда особо не хотелось.

Однако раз я ни на одну из них не запал, гипотеза с треском проваливается, Ичнянский колдун остаётся с носом и отправляется на скамейку шарлатанов...)

~ ~ ~


стрелка вверхвверх-скок