Наступила осень и, намыливаясь в бане, я вдруг заметил, что мой живот стал выпуклым, как жёсткие надкрылья майского жука, и так же как они не поддаётся втягиванию.
Вскоре и мать моя заметила, что у меня начал отвисать второй подбородок. После одного из поздних обедов на Декабристов 13, она положила руку мне на плечо и радостно объявила: «Толстеешь, Братец-Кролик! И никуда не денешься — ты из нашей породы!»
Я не ответил на улыбку её круглого лица, под которым — я знал это не глядя — расширяется ещё более круглая фигура, и отмолчался. Но стать круглой породой и превращаться в жиртрест мне никак не хотелось. Я не поддамся их аминазину! Нужны радикальные меры.
Начать с тех самых вечерних обедо-ужинов на Декабристов 13, где моя мать искусно взгромождала две порции риса или картошки на одну тарелку. При этом всё так вкусно, что, незаметно для себя, съедаешь без остатка.
Отказ от хлеба стал первым шагом в моей борьбе за стройность. Ланна, съедаю, сколько навалите, но хлеб есть не обязан и не хочу. Так что я убрал его из своего рациона, даже в столовых.
Хотя насчёт «не хочу» — полная брехня, хлеб я всегда любил, особенно ржаной, а уж тем более, когда тёплый. Я мог прикончить целую буханку такого хлеба без ничего, про себя приговаривая отцову поговорку: «Хлеб мягкий, рот большой, откусишь, и сердце радуется».
Через месяц, убедившись, что бесхлебная диета полная фигня, я просто перестал ездить в столовые в обеденный перерыв. Что и восстановило нарушенный баланс. Завтрак в столовой, плюс две порции позднего обеда составляют традиционно трёхрáзовое питание. А относительно обеденного перерыва, то я, по определению нашей бригады, хавал "ВСЕСВIТ", который раз в месяц приносил в вагончик каменщиков, заполнять перерыв чтением.
В результате, в канун Нового года, в той же городской бане, за площадью Конотопских Дивизий, я с гордостью обозревал своё впалое, как у здорового волка, брюхо. Мне всегда нравилась именно такая его форма… Нарцисс вогнутобрюхий...
~ ~ ~
И какие же — позвольте поинтересоваться — такие цели заставляли меня ревностно держать себя тощим, как швабра, и каждый будний день выписывать незнакомые слова из газеты Morning Star? Как я уже однажды пытался объяснить, с конкретными деталями к общим планам у меня всё несколько туманно — я просто чувствую, что так надо, потому и делаю так...
За выписками из Morning Star требовался глаз да глаз. При встрече непонятного слова, про которое я стопроцентно знал, что оно мне в газете уже попадалось, так и подмывало его пропустить — ведь точно же было! Но что означает?
Рыться в кипе исписанных тетрадок — нудно, легче заново посмотреть в словаре и выписать его значение. Поэтому порой встречались такие слова, про которые я даже знал, на какой странице Chamber's Dictionary они стоят, со своим значением, которое забыл.
И это память называется! Просто решето — тут помню, а тут не помню. Вот до чего доводит человека аскетизм, когда ты без понятия — на кой оно мне ващще? И повторяешь определённый набор действий, сам толком не зная зачем…
~ ~ ~
Происшествие того вечера не стало для меня искушением, а только лишь изумило. И она меня не соблазняла, а просто пыталась востребовать исполнения родительского долга.
Перед Леночкой я был кругом в долгу: никогда не брал её на руки, не сажал к себе на колени, не ерошил ласково волосы, не гладил щёку, не говоря уж про прочие «не», которые я ей задолжал. Мы просто жили в одной хате, где ей когда-то сказали, что я — её папа, но какой из меня, в сущности, отец? Так — сухая формула. Бесконтактно символический папа.
Конечно же, я не отталкивал её, а иногда мог даже увлечься разговором с нею, но для ребёнка такого, наверное, мало, а для отца этого наверняка мало, но так уж сложились мои отношения со всеми и каждым из моих пятерых детей...
Когда родилась Леночка, я просто не созрел ещё для роли отца. Папа в восемнадцать лет? При всём уважении к Лебедю Эйвона, это просто смешно.
Затем нас развели стройбат с институтом.
При появлении на свет тебя, я уже годился в отцы и любил тебя беззаветно, но чересчур недолго — моя репутация разлучила нас.
Рузанну я встретил в её шесть лет. Она всегда звала меня папой, и я любил её как дочь, но только лишь при её отъезде в Грецию, к мужу Апостолосу, мы обнялись с Рузанной в первый раз, на зависть водителю маршрутки Степанакерт-Ереван:
— Бола цес ли! Ушанум ынк!
Последствия всё той же хронической, проклятой бесконтактности...
Ашота и родившуюся после него Эмку я не мог обнимать и ласкать — ведь рядом была Рузанна, которой ничего такого от меня не досталось; и вышла бы несправедливость. Вот так отец пятерых детей остался всего лишь формальным папой. Бедные дети! Но жалеть одних лишь их нечестно, а как же я, проживший жизнь лишённым детского тепла и ласки?
Кроме того единственного случая, когда четырёхлетняя Эмка разбила голову во дворе нашего недостроенного дома, в попытке повторить номер артистов Китайского цирка, который увидела по телевизору.
Кровь промочила её волосы и запачкала плечо моей рубахи, когда я нёс её на руках в бывшую областную, а ныне республиканскую больницу, рядом с роддомом. Невесомый испуганный птенец, прижавшийся к моей груди, в ожидании чего-то неведомо страшного, она совсем не плакала, верила — раз папа рядом, всё будет хорошо.
(...дети в таком возрасте смотрят на своего отца как на Бога, а потом вырастают и становятся атеистами, потому что Всемогущий, оказывается, всего-навсего упрямый морщинистый сморчок, и к тому же совсем ничего не понимает…)
~ ~ ~
Медсестра травматологии обработала рану, и дежурный врач выписал антибиотики, а через два дня, когда я привёл Эмку на повторную проверку, орал на меня — какой я жмот, экономлю на лекарствах для собственного ребёнка! Идиотизм не лечится, и тут никакой диплом не поможет.
Конец месяца в конце 90-х, до зарплаты полторы недели. Я брал хлеб в ближайшей лавке под честное слово, и продавец Размик меня даже не записывал в свою тетрадку неимущих должников. В аптеках же лекарств без денег не давали...
В получку, отстояв очередь к университетской кассе, я первым делом относил долг чести, остальные, до последней лумы, отдавал Сатик. Какие там "заначки", всё равно, в конце месяца придётся выпрашивать хлеб у Размика…
Кстати, нет ничего проще, чем создать университет. Берёшь степанакертский пединститут и называешь его государственным университетом, только и делов.
Туда я устроился, когда меня вышибли из Верховного Совета. И правильно — война, официально, закончилась и руководство имело полное право выяснить — кто ж это у них тут в аналитиках ходит, с такой наглой мордой?
Но это лишь наружно, а внутри я боялся как любой и каждый, но просто сдерживался, и при взрывах не рысил в бомбоубежище в подвале, а только крючился в углу своего кабинета, подальше от окна. И ровно в 18:00 покидал здание бывшего обкома партии, и размеренным шагом шёл, под грохот канонады, вдоль пустых улиц домой. Во-первых, какая разница? А во-вторых, невозможно же угадать где взорвётся следующий снаряд или ракета, или бомба...
~ ~ ~
На должность аналитика меня принимал Артур Мкртчян, первый Председатель Верховного Совета НКР, до того как его казнили под видом самоубийства, чтоб никому неповадно было ослушаться Большого Брата.
Ну да, как бы пускаешь себе пулю в лоб, потом прячешь гильзу и аккуратно чистишь пистолет. Однако из Еревана прилетел более высокопоставленный следователь и объяснил, как такое возможно, а жена Артура отказалась от своих показаний про черноволосого гостя, который постучал к ним в квартиру за две минуты до трагедии, потому что ей ещё сына растить надо, а это сложно для матери-одиночки.
Теперь, по подправленной из Еревана версии, она весь тот день провела в спальне с высокой температурой, и ничего не слышала. Да, жильцы соседних пятиэтажек видели, как она выбегала на балкон своей квартиры с криками «убили!», вслед КАМАЗу без кузова и номерных знаков, что покидал общий двор, но в материалах следствия таких данных нет, потому что соседей никто не опрашивал. Так что, сын её вырастет, получит диплом местного университета, а там и непыльную должность в тихом учреждении, Охрана Памятников или типа того. Женится, а когда жена родит сына, назовут его Артуром в честь дедушки. Я так себе думаю...
вверх-скок
(..есть немало слов, которые ты, как бы, знаешь — слыхал, читал и даже выговаривал не раз. Но лучше бы не спрашивали, что оно значит. Однако, настолько въедливых сволочей негусто, вот и продолжаешь толковать известные (типа ж как бы) слова по своим смутным личным понятиям…
Слово «аскетизм» — один из самых курьёзных примеров того, насколько люди не понимают, что они говорят, когда говорят. 90% населения, кому оно, ну, как бы ясно, вроде, на слово «аскет» вообразят изношенного самоистязанием мужика, с клочьями нечёсаной бороды вокруг горящих глаз. Это настолько же неверно, как словом «спортсмен» обозначать одних лишь сумоистов.
На самом же деле, смысл корневого слова «аскеза», не что иное, как «тренировка». Если, лелея честолюбивые мечты о победе в пивном турнире, ты ежедневно хлопаешь три литра пива — в целях тренировки и поддержания надлежащей формы, то ты — аскет. Как и соседняя девочка, что каждый божий день пиликает скрипичные гаммы, за стеной твоей квартиры. Да распрогреби ж твою аскезу со всеми теми бля... то есть... си-бемолями-диезами!
То есть, аскет-отшельник, готовящий себя к жизни грядущей на небесах, всего лишь частный случай среди остальных аскетов.
Аскеза может быть затяжной или краткосрочной, в зависимости от её цели...)