Супружеские отношения между мной и Ирой продолжали развиваться, переходя из одного, вполне предсказуемого этапа, в следующий.
На первых порах, когда я приезжал после рабочей недели в Нежин и, взволнованно, жал желанную кнопку дверного звонка, Ира моментально распахивала дверь. Я обнимал её в прихожей, и мы целовались.
В тот же период, она ещё смазывала глицерином мои запястья, с потрескавшейся от мороза кожей. «Ну, какой же ты дурачок!»— говорила Ира, и мне было очень приятно, хотя и больно.
На следующем этапе, мы перестали целоваться. Потом и объятия как-то отошли. Обходились дежурными: «Как ты?»—«Нормально». И это правильно. Что-то же надо говорить.
На этом, отношения не остановились, но продолжали развиваться дальше, дверь мне уже начали открывать её родители. Тесть, в основном. Иногда мне приходилось жать эту грёбаную кнопку дважды...
В зимы, когда состояние кожи моих рук уже не вызывало интереса, я перестал их обмораживать. Наверное, опыта набрался, а может, кожа догадалась, что больше не видать ей глицерина.
При нашем заключительном поцелуе в прихожей, я сразу же почувствовал неладное. Отняв губы, Ира как-то виновато изогнула шею, и от неё пахнýло пóтом лисицы.
Нет, я никогда не нюхал лисьих самок, но моментально догадался — лисою пахнет. Позже в тот приезд, она мне рассказала, что была дома одна, в дверь позвонили, и там оказался её знакомый, ещё со школы. Он на кухне упал перед нею ниц, обнимал и целовал её колени, но она сказала ему уходить, и ничего не было.
И тут, конечно, случился очередной приступ утаённой агонии, но я до онемения зажал зубами совсем неправильный стук сердца, а когда дыхание восстановило регулярность, начал как-то жить дальше...
Из прихожей, я проходил в ванную, помыть руки, а оттуда в гостиную сказать «добрый вечер» всем — уткнувшимся в телевизор, и сесть за стол, придвинутый к тюлевой шторе в окне.
На нём же стоял и телевизор, Однако на клеёнке оставалось достаточно места для тарелки, вилки и хлебницы, чтобы я поужинал.
Экран я не загораживали, и никому не мешал; разве что эстетически — демонстрацией своего жующего профиля налево от телепрограммы… Потом я относил посуду на кухню и мыл её, а заодно и ту, что скопилась в раковине под краном, после обеда и общего ужина в этот день.
И я не стыдился мыть посуду, даже когда на кухню заходил муж Тони, Ваня, наоборот, я гордился, что Гаина Михайловна оказала мне такое доверие, после пары придирчивых проверок, в самом начале моей карьеры уик-эндного посудомоя.
Для начала, я согревал чайник воды на газовой плите, потому что греть её в титане слишком долго, и надо дрова приносить из подвала. Процесс мытья проводился в большой эмалированной миске под краном. Цивилизация тогда ещё не докатилась до моющих средств и прочих посудомоечных полезностей и, прежде всего, я брал брикет хозяйственного мыла, чтобы хорошенько намылить кусок марли, и уже ею мыл, перекладывая посудину за посудиной или ложко-вилку за ложко-вилкой на клеёнку ящика-тумбочки сбоку от раковины.
Затем я хорошенько прополаскивал марлю, чтобы ею же промыть посуду под струёй из крана. Всё по технологии Гаины Михайловны, как она показала. Мне даже нравилось процесс, особенно в той его части, когда включенный газ шипит под чайниковым дном и горит, синим пламенем.
Кроме этого, мне доверяли выбивать ковёр с пола гостиной, который я выносил во двор. Он старый уже был, очень потёртый, так что и бить не жалко.
Иногда, когда я его там мутузил, Ира выходила во двор сказать, что хватит уже, а то соседи из других квартир тоже ведь люди, и их уже жалко.
Гаина Михайловна однажды заметила, что по методу выбивания ковра, во мне сразу виден прирождённый переводчик. Вот удивительно даже, где она видела переводчиков-ковробоев?
~ ~ ~
Иногда я и сам проявлял инициативу сделать что-нибудь. Один раз Гаина Михайловна очень переживала, что её сын Игорь попал в Киеве в госпиталь, по болезни, а она не может поехать и узнать, как он там, и я предложил, что съезжу.
Игорь был крайне удивлён и не мог поверить, что в Киев я приехал единственно с целью повидать его. Четыре часа электричкой, чтобы повидать шурина, с которым не знаю о чём говорить.
Если бы я признался, что за эти четыре часа наконец-то прочитал "Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева, ему бы легче стало?
Потом столько раз пришлось повторять тёще, что сын её хорошо выглядит.
Но так оно и было, если не считать, что Игорь на монаха смахивал, как и все прочие пациенты. Этот госпиталь офицерский, где всем выдают длинные синие халаты, а их армейские фуражки не забирают. Дивное вышло сочетание, особенно, когда видишь, как пара пациентов гуляет в перипатетическом диалоге по аллее крохотного сада, при госпитале — долгополые синие рясы под нимбами цвета хаки, с кокардой надо лбом. Древний славный орден — монахи-Фуражканцы...
А ещё мне доверили красить пол блестяще-красной половой краской. Не за один присест, разумеется, потому что людям же надо где-то жить и по ходу ремонта. В два приезда на выходные. Но кухню с прихожей и коридор между ними Иван Алексеевич красил в моё отсутствие.
И он мне очень помог, когда я решил сделать книжный шкаф, но без дверей и стенок, а чтоб из полок складывался. Для нашей семейной библиотеки, в будущем.
Уже собрались восемь томов "Словника Української Мови". Я опоздал подписаться на "Словник", но потом многие подписчики решили не тратить деньги попусту, и невостребованные тома отказников выставлялись в книжных на продажу.
Кроме неполного собрания "Словника", был весь Квітка-Основьяненко, в четырёх томах, на которого я успел подписаться, десяток книг на Английском и всякий разнобой из книжных магазинов.
В СМП-615 подходящего материала для полок не оказалось, и тогда я попросил тестя, чтобы в столярном цеху на ХлебоКомбинате мне прострогали рейки, по списку с размерами.
Он когда привёз их, готовую вязанку, и поставил в прихожей, то начал мне доказывать, что ничего не выйдет. Потом ещё и Иру позвал, говорит:
— Сама посмотри — разве из такого полки получатся?
Да, они действительно казались слишком тонкими, но перед тем как попросить, я тщательно продумал, как сделать полки — лёгкие, но прочные. Те заготовки я отвёз, конечно, на Декабристов 13 — в Нежине нет ни условий, ни инструмента для такой работы.
И когда я нарезал шипы на рейках, выдолбил гнёзда и посадил на казеиновый клей, а потом уже прошкурил и покрыл светло-жёлтым лаком, то полки даже моему отцу понравились.
Ира, в один из её одиночных визитов в Конотоп, особо не впечатлилась — да, полки, ну и что?. Вон в мебельных и не такие продаются.
А неутешительный прогноз Ивана Алексеевича тоже понять можно — у него на производстве работник столярного цеха сказал, что не получится, и он доверился мнению специалиста…
~ ~ ~
А потом мои начальные хождения по квартире родителей Иры сделались короче, потому что я перестал ужинать в гостиной…
Это решение было принято после того, как слишком долго пришлось ждать под дверью, пока тесть откроет дверь, а когда я всё-таки зашёл в прихожую, то услыхал шум скандала. Дело житейское, сам знайиш, в семье бывает.
Слышались разгорячённые восклицания Вани, Тониного мужа, на повышенных тонах, потом сама она, с заплаканным лицом, шмыгнула на кухню и обратно, где ещё пара голосов вмешалась в неразбериху.
Ира выглянула в прихожую: «Хлеб на столе, остальное сам положи»,— и скрылась, пререкаться с Ваней дальше.
По поводу моего приезда, театр военных действий переместился в спальню Тониной семьи. Из гостиной слышно было только, что Ваня занял круговую оборону, в углу возле окна, а тесть с тёщей и золовка, по очереди и хором, выкрикивают, что, у кого на него наболело.
Слов не разобрать, как в давних проклятиях Пилютихи через стену, но к содержанию я и не прислушивался. Однако различалось, что Ваня отбивается короткими очередями, по-Бандеровски. Они патроны берегут.
Иногда кто-нибудь из атакующих выбегал в гостиную, припомнить, чем ещё они забыли шандарахнуть и, очертя голову бросались вспять, снова ввязаться в бой. Кроме Тони, которая спальню не покидала, а упорно долбала одной и той же монотонно-бронебойной репликой, 45-го калибра, из угла напротив.
Туда я не заглядывал, но всё и так понятно — семейные скандалы не блещут разнообразием тактических решений.
И вся та заваруха бушевала на фоне диких воплей бунтующих дехкан в Центральной Азии, потому что на ЦТ шёл сериал "Человек Меняет Кожу", где они яростно метались от одного края экрана до другого. Отсюда и голоса.
Потом дехкане вконец обнаглели — прыг из телека! И продолжают беготню по клеёнке. На стол с ногами! Поймали момент, пока зрители заняты личными разборками в спальне.
А я давно знал, что от этого ЦТ, чего угодно ожидать можно…
Как-то в воскресенье, тёща сготовила супчик из голой, но здоровенной кости, и поставила мою тарелку рядом с ящиком, где мафиозный клан заставил честного судью покончить с собой. И когда он выстрелил себе в висок, мозги точняк в тарелку ко мне шмякнулись — шрямп!
А куда денешься, если над головой тёща бдительно стоит, чтобы ты её стряпне должный респект оказывал? Пришлось хлебать, с пылу, с жару...
Но от справедливого возмездия ещё никто не уходил! И теперь, безнаказанно пользуясь моментом, что мы с телеком с глазу на глаз остались, я его гада — цок! — на другой канал. А там классический струнный квартет камерной музыки. Окайфенно! Самое оно.
Но тут тесть из спальни прирысил на подзарядку. И чует — что-то не то, не стимулирует, как ожидалось. Он как-то не враз понял, что это из-за виолончели. Какая нахрен виолончель в Центральной Азии?
Но, к сожалению, врубился, что к чему, и на прежний канал — тресь! А благодарные дехкане ему оттуда дружным хором: «Ал-ал-ала!» Он залпом заглотал, как банку энергетика и, с полным боекомплектом, ринулся обратно — в извечный бой...
С того вечера, как приеду, после прихожей и ванной, прямой маршрут на кухню. Хавку на стол поставлю, что уж там сготовлено. Но холодильник никогда не открывал, чтобы Гаина Михайловна потом не зудела Ире, свои укоры из-под носа.
Пока я ел, и ты на кухню прибегала со своей радостной болтовнёй, на персональном, пока ещё не очень понятном языке… Но это я опять вперёд забегаю...
вверх-скок