А иногда в портфеле я привозил ещё и вещи в стирку, потому что Ира так сказала. Мне приятно было исполнять эту её инструкцию, мы как бы становились семьёй, пусть хоть и в тёщиной стиральной машинке, но всё же, вроде как бы, да...
А вот первый наш семейный праздник не удался... Тебе исполнился ровно год, и я пригласил Иру в ресторан. Она отказалась, потому что Гаина Михайловна была против хождений по ресторанам.
Вообще-то, сперва Ира колебалась: идти или не идти? Но убедить её мне не позволило моё косноязычие.
Страдаю от него в самых элементарных, бытовых раскладах. Я просто не умею объяснять то, что и само собой понятно: «Ну ладно, ну пошли, да?»
Да, убедительнее не придумать… Тогда как тёща, опершись на косяк двери в спальню, сыплет аргументами — порядочная женщина два дня готовится, чтоб в ресторан пойти.
— Ну ладно, чё ты. Ну, пойдём, да?
И тому подобное жалкое блеяние, вместо того, чтобы сказать, что это первый день рождения дочки, и такого уже не случится, а экспромты иногда бывают лучше, чем отрепетированные торжества. На такое, видите ли, язык не поворачивается. Косноязычие — просто кара. Это только на отвлечённые темы, я за словом в карман не лезу.
~ ~ ~
Когда Брежнев, первый и последний раз, проезжал через Конотоп спецпоездом из трёх вагонов, то на два месяца раньше срока у вокзала возвели жестяной щит — выше самого здания! А на жести: гигантски дорогой Леонид Ильич — ум, честь и совесть нашей эпохи — со всей его коллекцией Золотых Звёзд Героя Советского Союза на груди пиджака. Вот глянет он в окно какого-то из трёх вагонов, в проносящемся мимо поезде, и усечёт, как мы тут все Его тотально любим.
За два часа до События вокзал был оцеплен милицией на триста метров во все стороны, на всякий, хоть поезд следовал без остановки.
Меня как-то не успели предупредить, и я шёл с Посёлка вдоль путей, пока сержант милиции не остановил сказать, что на вокзал нельзя.
Ланна, грю, мне не на вокзал, на Переезд иду, вон тем служебным проходом обойду, чтоб джинсы об мазут на рельсах не попачкать.
Мент любил и уважал Брежнева не больше моего, но с учётом сопутствующих обстоятельств — чувак в гражданке чего-то там хочет доказать хлопцу в форме, который при исполнении, он задал мне абсолютно правомерный и обоснованный вопрос:
— Ты чё, больной?
И тут же, без запинки, мгновенно выскочил гордый ответ:
— Я неизлечимо болен жизнью.
Во — сказанул, аж самому понравилось! Сержант, от восхищения, не нашёлся, что сказать, но всё равно не пропустил…
Поэтому семейный праздник пришлось отмечать в одиночку, хотя Ира и Гаина Михайловна дуэтом предрекали, что ничего хорошего из этого не выйдет.
А и таки ж не вышло...
В «Полесье» мне насилу дали стопку водки — последняя, говорят, а коньяк продаётся только бутылкой. Но я же не алкаш, чтоб в одиночку пол-литра коньяка на грудь принять.
Вот и пришлось сосредоточиться на той, последней из Могикан, стопке, под закусь из унылых размышлений, что бесполезно спорить с Матерями, и что, в условиях тоталитарного матриархата, наверняка есть система сообщающихся сосудов между тёщей и неприязненно настроенной официанткой.
В ресторане «Чайка», расположенном на бо́льшем удалении от Красных Партизан, я купил случайно завалявшуюся бутылку шампанского, и салат из петрушки…
На обратном пути с празднества, шампанское, есессна, ударило мне в мочевой пузырь.
В те дни, я старался всё делать правильно (в надежде избежать неизбежное). Ну типа как для страховки, ведь жена праведника не может же ему изменить… или как? Гарантии, конечно, никакой, но если особо так не вдумываться, вселяет робкую надежду…
Мочиться на тротуар — неправильно, поэтому я пошёл в туалет на базаре. Ворота оказались запертыми задолго до моего появления, и их пришлось перелезать. Это тоже не совсем правильно, но в темноте не очень заметно.
На тот момент, когда в углу безлюдного и тёмного базара я приблизился к двери туалета, изготовленной из листового железа, на ней уже стояла надпись "РЕМОНТ" заглавными буквами, исполненная мелом.
Тем временем, шампанское достигло пика своей борьбы за свободу, так что мне пришлось излить своё негодование по поводу диктатуры сообщающихся сосудов на всё ту же дверь. Но надпись я не стал смывать.
Ну а и кто бы ещё встретил меня, карабкающегося обратно через ворота, если не наряд ментов? С благополучным возвращением на родную Землю!
Конечно нет, не поверили, что кто-то пойдёт искать туалет, когда тут столько тротуара в темноте, и меня отвезли в вытрезвитель.
Там ко мне вышел вроде, как бы и доктор, но белый халат в подозрительно желтоватых подпалинах матриархатного оттенка, оставлял общее впечатление неопрятности. Явно мастер заплечных дел и прочей крипто-Скуратовщины, хотя, возможно, им давно уже верхнюю спецодежду не выдавали.
Этот, карочи, доктор, для выявления моего уровня интоксикации, предложил мне выполнить несколько наклонов вперёд.
— Пятки вместе, носки врозь?— спросил я, просто из вежливости, чтобы поддержать общение.
Но этот капилляр мухортый усложнил задачу, и выполнять наклоны пришлось со сдвинутыми ступнями.
Врач уточнил, сколько и чего я принимал, получив чёткую информацию, пожал плечами, и передал меня лейтенанту.
Лейтенант хотел узнать место моей работы, но услыхав, что я не местный, спросил номер тёщи, и позвонил Гаине Михайловне, для опознания моего голоса по телефону.
Затем мне просто-напросто указали на дверь и даже отказались подвезти, а то вообще прикроют, если буду много варнякать.
Так что, несмотря на жёсткое противодействие женского начала и его приспешников, твой первый день рождения всё-таки стал уникально единственным случаем, когда мной занимался вытрезвитель…
вверх-скок