
От массивных высоких дверей ирландской палаты парламента вспорхнула стая голубей. Подкрепились и резвятся. А ну ж, который? Cтавлю на того чёрненького. Есть. Должно быть сладостно, так вот с лёту. Апджон, я и Овен Голдберг играли в обезьянок на деревьях возле Гус-Грин. Меня они прозвали Макрель.
Отряд констеблей промаршировал из Колледж-Cтрит строем по одному. Гусиный шаг. Распаренные едою лица, аж шлёмы взмокли, похлопывают свои дубинки. После кормёжки, с добрячей дозой жирного супа под ремнём. Счастливая участь полицейского. Они разбились на пары и рассеялись, откозыривая, по своим участкам обхода. Отпущены попастись. На них лучше всего нападать после пудинга. Пинком в заглоченный обед. Ещё один отряд, шагая вразнобой, обогнули ограду Троицы, направляясь в участок. Прямым ходом к своим кормушкам. Взвод, по коням. Будем рубать суп.
Он пересёк под охальным пальцем памятника Мору. В самый раз, что его поставили над уборной: слияние вод. Надо, чтоб и женские были. Забегают по кондитерским. Поправлю шляпку. Во всём широком мире ты не найдешь аллейки-и-и… Великая песня Джулии Морган. Сохранила голос до самого конца. Обучалась у Майкла Болфа кажется?
Он уставился в широкую униформу замыкающего. С ними лучше не связываться. Джек Повер мог бы поделиться: папаша полицейский. Если кто ерепенится при задержании, они потом отводят душу в кутузке. Впрочем, их нельзя винить, работа такая, особенно с молодыми отморозками. Тот конный полицейский в день вручения степени Джо Чемберлену в Троице, вот уж сполна отработал своё жалованье. Ещё как сполна! Цоканье копыт его коня, когда гнался за нами вдоль Эбби-Стрит. К счастью мне хватило ума заскочить в «МАНИНГС», а то б шандарахнул. Как он грохнулся! Наверняка раскроил черепушку о мостовую. Нельзя было, чтоб меня прихватили с теми медиками. Да ещё те жлобы из Колледжа Троицы в своих квадратных шапочках. Так и нарывались на неприятность. Однако там я познакомился с молодым Диксоном, который позже обрабатывал мне тот пчелиный укус. Подвизался в Materкраткое название одной из больниц в Дублине, а теперь на Холлез-Стрит, где м-с Пурфо. Одно за другое так всё и цепляется. У меня до сих пор в ушах свистки полицейских. Все врассыпную. С чего он так за мной увязался. Сдать в участок. Вот тут как раз и началось.
– Молодцы буры!
– Ура Де Вету!
– Вздернуть Джо Чемберлена на кривом суку!
Глупыши: свора молодых щенков, лают до хрипоты. Мы наш, мы новый мир построим. Через пару лет половина их в магистратуре или на государственной службе. Случись война: сломя голову в армию: одним миром мазаны и те, кто на трибуне, и те, что в толпе.
Никогда не угадать с кем имеешь дело. У Корни Келехера что-то от Харвея Даффа в глазах. Как тот Питер или Денис или Джемс Карей, который сдал непокорённых. Тоже из корпорации. Отирался среди желторотых, чтоб разнюхать. Всё время получал жалованье от Замка, как секретный агент. Потом отшвырнули его, как горячую картошину. Вот почему все шпики ухаживают за прислугой. Легче уломать привычную прислуживать. Приловит её у чёрного хода. Потискает малость. Потом следующее блюдо меню: а кто это к ним всё захаживает? А сынок хозяйский чего болтает? Соглядатай в замочную скважину. Подсадная утка. Юный студент с пылкой кровью увивается вокруг её сдобных голых рук, занятых глажкой.
– Это твоё, Мэри?
– Мы такова не носим… Не лезьте, а то хозяйке скажу. И опять вот заполночь явилися.
– Близятся великие времена, Мэри. Вот увидишь.
– Да, ну вас и ваши времена.
Барменши тоже. Ещё продавщицы из табачных лавок.