— О, Боже,– сказала м-с Брин,– надеюсь не из близких?
Пусть посочувствует.
— Дигнам,– сказал м-р Цвейт,– старый мой приятель. Скоропостижно скончался, бедняга. Сердце, наверно. Сегодня утром хоронили.
— Грустно терять старых друзей,– меланхолично молвили её женоочи.
Ну и хватит об этом. Исподволь: муж.
— А ваш бог и повелитель?
М-с Брин воздела свои большие глаза. Их-то она не утратила.
— И не спрашивайте,– сказала она.– Он и гремучую змею до столбняка доведёт. Сегодня вот зарылся в кодексы, отыскивает статью об оскорблении. Без ножа меня режет. Сейчас вам покажу.
Горячие испарения супа с телятиной и запах свежеиспечённых пирожков лились из ГАРРИСОНА. Прогорклый душок щекотнул гортань м-ра Цвейта. Тесто нужно хорошее, масло, первосортная мука, сахар Демерара, а то ведь распробуют с горячим чаем. Или это от неё? Босоногий беспризорник стоял над решёткой, вдыхая пары. Притупить голодные рези таким способом. Наслажденье это или боль? Грошовый обед. Нож и вилка прикованы к столу цепочкой.
Открыла свою сумочку, кожа потрескалась, шляпная шпилька: осторожней с этими штуками. Выколет глаз кому-то в трамвае. Роется. Нараспашку. Деньги. Передайте, пожалуйста. Чертям тошно, если пятак затеряется. Покойники повыскакивают из могил. Муж супится. Где десять шиллингов, что я тебе дал в понедельник? Подкармливаешь семью братца? Грязный платочек: пузырёк из аптеки. Пастилки из чего-то. Что если она?
— Сейчас, наверно, новолуние,– сказала она.– В новолунье с ним всегда такое. Знаете, что он выкинул прошлой ночью?
Рука её прекратила рыться. Глаза уставились на него, тревожно расширенные, но улыбчивые.
— Что?– спросил м-р Цвейт. Пусть выговорится. Смотри ей прямо в глаза. Я тебе верю. Положись на меня.
— Поднял меня среди ночи,– сказала она.– Сон ему приснился, кошмар.
Несваре.
— Как будто по лестнице подымается пиковый туз.
— Пиковый туз!– откликнулся м-р Цвейт.
Она вытащила из сумочки сложенную почтовую открытку.
— Вот прочтите,– сказала она.– Сегодня утром он получил это.
— Что это?– спросил м-р Цвейт, беря открытку.– Э. Х.?
— Э.Х.: эх,– сказала она.– Кто-то его подначивает. Стыд и позор, кто бы это ни был.
— Вот уж действительно,– сказал м-р Цвейт. Она взяла открытку обратно, со вздохом.
— И теперь он отправляется в контору Ментона. Говорит, что возбудит иск на десять тысяч фунтов.– Она уложила открытку в свою захламленную сумочку и щёлкнула застёжкой.
На ней всё то же платье из синей саржи, что и два года назад, выгорело. Видало виды. Над ушами повыбивались пряди. И эта допотопная тока, три обшарпанные грозди, чтоб как-то скрасить. Убогая христианка. А любила одеться со вкусом. Морщинки вокруг рта. На год, кажется, старше Молли.
Ты ж посмотри как эта женщина зыркнула на неё, проходя. Жестоки. Безжалостный пол.
Он всё ещё смотрел на неё, скрывая за взглядом своё нетерпение.
Наваристый говяжий суп, черепаховый харчо. Я тоже проголодался. Крошки бисквита в сборках её платья: на щеке мазок сахарной пудры. Руберб-торт с начинкой, щедро украшенный фруктами. Джози Повел. В доме Дойла, давным-давно, на Долфин-Барнз, шарады. Э.Х.: эх.
Сменить темy.