– Вам на ту сторону? – спросил м-р Цвейт.
Слепой не ответил. Его неподвижное лицо чуть нахмурилось. Он неопределённо повел головой.
– Это Доусон-Стрит, – сказал м-р Цвейт, – напротив Молсвес-Стрит. Хотите перейти? Улица свободна.
Тросточка, дрожа, потянулась влево. Взгляд м-ра Цвейта проследовал в том направлении и снова увидал фуру красильщика, стоящую возле фирмы Дрего. Где я видел его намащеные волосы, как раз когда я. Лошадь понурилась. Возница в баре Джона Лонга. Утоляет жажду.
– Да, там фургон, но он не едет. Я переведу вас. Вам на Молсвес-Стрит?
– Да, – ответил юноша. – Потом на Фредерик-Стрит.
– Идёмте, – сказал м-р Цвейт.
Он легко коснулся тонкого локтя: затем взял податливо висящую руку, чтоб вести вперёд.
Что-нибудь сказать ему. Лучше без жалостливости. Они недоверчивы к тому, что им говорят. Что-нибудь ничего не значащее.
– Дождик так и не собрался.
Нет ответа.
На пиджаке пятна. Обливается, наверно, когда ест. На вкус, ему всё по-другому. Сначала приходится кормить с ложки. А рука, как у ребёнка. У Милли была такая же. Чувствительная. Небось прикидывает по моей руке, что я из себя. А имя у него есть? Фура. Проведём, чтоб тросточка не задела ногу лошади: дремлет, усталая кляча. Вот так. Прошли. Быка сзади: лошадь спереди.
– Спасибо, сэр.
Знает, что я мужчина, по голосу.
– Дальше найдёте? Первый поворот направо.
Слепой юноша постукал по бордюру и продолжил свой путь, приподымая тросочку, вновь ощупывая ею.
М-р Цвейт шёл позади безглазых ног, грубокроенный костюм из твида в ёлочку. Бедный паренёк! Но удивительно, как он знал, что там фура? Должно быть почувствовал. Возможно видят окружение в своем мозгу. Вроде чувства объёма. Вес. Если что-то переставить он бы почувствовал? Ощутил пустоту. Странное у него должно быть представление о Дублине, по которому ходит, остукивая так вот камни. А смог бы пройти как по ниточке без этой трости? Бескровное набожное лицо, будто готовится принять сан священника.
Пенроуз! Вот как того типа звали.
И подумать только, чему они могут выучиться. Читать пальцами. Настраивать рояли. Или нас просто удивляет, что у них вообще есть мозги. Отчего мы считаем калеку или горбуна умным, когда он говорит такое, что и мы могли бы сказать. Конечно, остальные чувства развитее. Вывязывают. Плетение корзинок. Но кто-то должен помогать. Корзинку для рукоделья можно б купить Молли на день рожденья. Терпеть не может шитья. Вдруг обидится. Ещё о них говорят в кромешной тьме.
Обоняние тоже должно быть сильнее. Запахи со всех сторон смешиваются в кучу. От каждого из людей тоже. Потом весна, лето. Запахи. Вкусовые. Говорят, невозможно чувствовать вкус вина с закрытыми глазами, или если насморк. И ещё будто курить в темноте не дает удовольствия. И с женщиной, к примеру. Не видя, развратнее. Вон девица переходит у заведения Стюарта, задрала нос. Гляньте я какая. Всё при ней. И чтоб такое да не видеть. Какая-то форма в его внутреннем представлении. Нагота, тепло, когда к ней прикасается. Должно быть почти видит линии, выпуклости. Например, положит руку ей на волосы. Они у неё, скажем, чёрные. Хорошо, скажем чёрные. Потом проводит по её белой коже. Чувствует наверно перемену. Ощущение белого.
вверх-скок