7. Привычный мир накрылся — да здравствует новый мир!

Вит не знал одиночества. Никогда. Даже в толпе случайных, абсолютно незнакомых ему людей всегда находилась близкая душа, некто, кому он мог довериться, на кого мог положиться, свободно поделиться мнением. Лучше всякого друга, с полуслова понимал и поддерживал его этот некто. Ведь это был он сам — Вит.

Что? Тоже? Такой же? Ещё один?

Без разницы. Это был просто — Вит.

Порой их мнения могли не совпадать. Относительно какой-то малозначащей детали в совершенно отвлечённой теме. Ну, максимум, по двум вопросам могли возникнуть разногласия среди этой пары Витов.

Да, между ними мог даже разгореться спор, однако рано или поздно они достигали обоюдного согласия.

Или же один из них затыкался. В крайнем случае.

Ведь глупо ж пререкаться с таким упёртым дуболомом, верно?

Нельзя сказать, что Вита очень-то тянуло разобраться — с чего бы это оно так. Ему уже вошёл в привычку такой статус-кво (какой-нибудь, особо выпендрёжный автор тут выразился бы «модус вивенди», но я читателя не напрягаю понапрасну, у меня больше такта, чем у ИИ), и он не задавался лишними вопросами.

Как ни крути, попытка даже самого что ни на есть обстоятельного, старательнейше всеобъемлющего ответа на «почему?» едва чиркнёт самый внешний слой склона вздымающейся под облака горы — из всех возможных причин, резонов, факторов, что довели до такого… ну, скажем, исхода.

А и не исключено, что и близко даже заморится чиркнуть, настолько несопоставимы массы: гора размером с Арарат vs. ответ — случайный, наобум, один из множества, которым нет числа.

Однако в данном случае, на момент, куда дотекло наше повествование, они достигли полнейшей гармонии —

единогласно и синхронно, оба Вита раскрыли их общий рот, а челюсть (также одна на двоих), отвисла в крайнем изумлении. Их обоих переполняла…

. . .

(Чёрт! Чем дальше в лес тем больше через-пень-колод торчат и дыбятся поперёк пути... всё усложнённей и непроходимее зигзажится стезя между капканов и силков от подколодных упырей правописания... всё норовят дефисами не в бровь, а в глаз штыркнуть... исподтишка злорадствуют, по-вурдалачьи щерятся… стекает, брызжет-капает бледно-поганый яд с клыков смердящих мудачья, вот же задроты!

Эх! Не продраться молодцу сквозь дебри удвоений «н» и «с», а ни через препоны умом непостижимого чередованья гласных в древнеиндийских корневищах — вон их сколько! а у него — всего лишь! — две ноги. Да и то на двоих!

Чёрт с ним... придётся вспять — в лоно грамматики ортодоксальной... а и то сказать — раскаянных отступников приемлют с распростёртыми объятьями… наглядно сопоставь судьбу Джордано с Галилеевой и — уймись...)

. . .

Его взгляд (ага! уже в единственном числе! вот и умничка, можешь ведь держать себя в руках!)

прикипел к монитору Philips, что обращался к нему персонально:

«Послушай, Вит, когда воспрянет очередной пророк публично голосить, что Бог мёртв, то пусть сперва изволит предъявить диплом патологоанатома — нас голым о́ром не возьмёшь, и не таких конвульсий навидались!»

Трясину аномально непролазной ситуации (а как её ещё охарактеризуешь, если — да, беззвучно, однако к тебе лично взывает монитор, белым по чёрному, при чём не в общем (типа там «дорогой пользователь»), а напрямик, по имени, запанибратски так) подчёркивающе высвечивал тот факт, что Вит уже заранее знал свой ответ на этот закидон.

Он знал свой ответ ещё даже до прокрутки текста дальше — к нижеследующей строке.

К чему крутить? Ведь он мгновенно опознал свою же собственную мысль, недельной давности…

Мысль-обрывок, подобно прочим в бесконечной болтовне, которую он вёл сам с собой.

Не всегда, но часто и беззвучно. По-свойски, как Вит с Витом.

Но пробил час и вот — он выговаривает вслух, задействуя свой речевой аппарат. Отчётливо, раздельно произносит Вит — прежде чем чешущим движением провернуть колёсико в спине мышки (между её лопаток).

Да! Именно произносит, а не говорит в уме, — не дожидаясь всплытия строки ответа:

«Как ни прискорбно, Вит, но твои умные советы, как и пророка имя — будь то Исаия, Василий или Фридрих — мне похер, перед сиянием мастеровито сработанной строки, так что — заткнись. По-братски».

Точно! Слово в слово... С приехалом...

Строка всплыла железно, стопудово доказать, что Лекс не дуру гнал, а дело говорил, на полном, бля, серьёзе.

В его той охраняемой Конторе и впрямь ловят мысли из той… как там её?.. типа «ноосферы», нет?

И им, там, его, Вита, диалогично сдвоенная мысль попалась в общий невод. Добро пожаловать в блистающий новый мир, дружище!

Он откинулся на спинку компьютерного кресла, аххупиздинелочумахнутый немыслимым открытием.

Вот оно как. Пустопорожне повторял он. Вот оно как теперь. А и что же дальше?

Думать не получалось. Не в состоянии. Мешал немой звон в среднем ухе. Вибрация распространялась  от височных долей до гипофиза и обратно, но они не слышат, у них нет ушей.

Ну а в самих мембранах звон не утихал. Как после молота, что ахнул по наковальне темени.

 И тут же — громыхая оглушающе — всесокрушающий наезжает товарняк нескончаемых непредсказуемо всеохватных последствий столкновения с вершиной айсберга, что опрокидывает под откос всё…

Всё в тартарары, против ледяной горы нет приёма… А на её вершине, как пиратский флаг Летучего Голландца — всего две фразы, его две фразы. Они просигналили «Всё пойдёт на дно!»

Всё, чему обучены, без чего не можем. Всему конец… Грядёт новый мир.

Мир мыслей нараспашку, где их уже не скрыть. Не отречься.

«Ты уверен, что хочешь меня, а не состояние моего папы?»—«Сколько тузов у вас в колоде?»—«Кто помочился в папину кепку?»—«Какой пин-код вашей кредитной карты?»—«Ты уверена, что этот ребёнок от меня?»……………...

...и открылась ему невозможность представить всю бездну последствий, возвещаемых парой фраз застывших на мониторе его компьютера...

 последствий того, что только что ему открылось.

Да ну к ху… да ни ху… да что за ёб… опизд…

Заздындзынил Самсунг, распространяя отголоски пещерного быта, отразившиеся в настройках производителя, прерывая бурление его расплывчато охмурглушдёбнутых попыток что-то сформухлевать и как-то мыслить дальше, — у него в кармане.

А? Что? С какого сора?! Кому откуда знать его новейший номер? С этой SIM картой он ещё не сделал ни одного звонка! Ни единого!

И всё же, отбросив колебания, Вит ответил.

Луноподобная физиономия Лекса заполнила экран. Осунувшаяся и встревоженная. Чересчур встревоженная для фазы полнолуния.

– Говорить не могу, Вит! Просто поверь. Беги! Прямо сейчас! У тебя максимум полминуты…

Экран погас.

Что за ху… Разве его не аре… Номер засечён? – ...и целый ворох прочих недодуманных фрагментов проносятся в сознании Вита, на бегу — (телефон сунут обратно, а с ним и торопливо выдернутая из слота карта памяти) — к входной двери.

На площадке Вит повременил секунду, отслеживая смену цифр о приближении лифта снизу. Осталась пара этажей. Он тщательно и осторожно закрыл дверь — сердце выстукивало громче щелчка ключа в замке.

Поднявшись на площадку следующего этажа, он замер. Пронаблюдать. Незаметно.

Лифт распахнулся напротив только что запертой им двери. Трое в чёрном вышли, без лишних слов и жестов, как деловито слаженное звено профессионалов, в котором каждый исполняет свою часть рутины.

Встали по сторонам от двери. Двое, с деловитой откровенностью, достали пистолеты. Третий нажал кнопку звонка.

Тот прозвучал внутри... Длительно, но безответно.

Посетитель неодобрительно покачал головой, и вынул небольшую связку отмычек. Кратко взглянув, выделил одну.

Дверной замок укрощённо щёлкнул. Вооружённые зашли в квартиру. Слесарь-замочник остался у двери.

Сейчас выездная бригада обнаружит включённый компьютер в комнате Вита, затем проверят спальню, кухню и санузел, настолько же безлюдные, а потом…

Вит сделал, отступая, неслышный шаг назад...

* * *