21. Исповедь, друзья мои, — хорошее терапевтическое средство

– И кто же проводил инструктаж? – спросил Вит. – Федералы? Когда тебя арестовали?

– Там федералов и близко не было, это охранники из Конторы, где я работаю, а она с правительством дел не имеет.

– И на кого ж работает Контора?

– На глобальную надстройку, поверх всех правительств этой планеты.

– Да ну? Опять? И когда уже людям надоест эта старперская жвачка про Масонов? Теория Заговора для старших классов средней школы. Завязывай – надоело.

– Не переживай, на экзамене про это не спросят. – Лекс опустился на диван. – Можно мне стакан воды?

Вит принёс из холодильника бутылку минеральной. Гость приложился пару раз, и снова завинтил крышку.

– Один вопрос к тебе, Вит, не совсем приятный. Слишком давно его сдерживаю, дальше уж невмоготу. Заранее прошу прощения, если что.

– Охренеть какие мы деликатные! Тут поневоле возникают жутчайшие подозрения – ты ли это, друг мой?. Ладно, – валяй, чего уж.... Так и быть, извиняю заранее, на всякий.

– Ну, в общем… чёрт! это трудно... Хочу спросить, почему вы разошлись? Ведь видно ж было, что вы… ну, типа как бы особенные друг для друга.

– Когда-то это называли «любовь», юноша. Да, я любил, идея разрыва исходила не от меня. Могу предположить, что ей захотелось испытать момент невыразимого счастья, а для этой цели она должна кого-нибудь высвобождать. От чего – неважно, и без разницы – кого: меня или Пушка.

– Я не врубаюсь, друг. Какой ещё Пушок? Ты что – под дозой?

– Забудь – случайная оговорка, язык не туда заплёлся. А сам ты как?

– Хочешь знать как я? Да? Спасибо! Всё прекрасно! За маленьким исключением, что нет больше Лекса, и Алека Тейлора Младшего тоже нет. Но это мелочи. На! Смотри! Раз уж спросил.

Он встал с дивана и, чуть накренившись, вскрылил в обе стороны полы своей расстёгнутой ветровки, чем-то напоминая стойку Бэтмэна в момент приземления, а может, когда вот-вот взовьётся.

Холодный ужас объял Вита при виде ужасающего зрелища – вместо весёлого толстяка-сибарита, которого он знал, Бэтмэном прикинулся скелет. Но не тут-то было – клетчатое полотно рубашки, что свисала с обтянутых пергаментом кожи ключиц, сводило всякую попытку маскировки на нет, застревая во впадинах межрёберных щелей.

– Что, впечатляет? А? – переспросил Лекс. Он ухватил руками единственную выпуклость в рубашечной ткани. Она смотрелась полупустым "баламутом" (ну да, тот мешочек, что одевается на морду лошади с насыпанным туда овсом).

Извозчик явно поскупился, сыпнув с кило, не больше, в эту висячую кормушку конька-горбунка (из шотландки, с клетко-узором в стиле клана МакГвайров), и та болталась чуть ниже пояса.

С издёвкой, непонятно в чей, конкретно, адрес, Лекс покрутил жмотскую порцию зерна по часовой стрелке. А потом вспять.

– О нет! – вскричал Вит, с болью догадываясь, что баламут – это всего лишь избыточная, не успевшая сократится кожа, что пару месяцев тому обтягивала широкое брюхо его дружка-гурмана. – Возможно ли такое? Скажи, брат! Говори всё!

– Всё? Это будет больно, мэн.

– Ничего, я не брезглив. Рассказывай!

– Я не могу есть. Лишился этой способности. Начисто. Жевать, глотать – да, получается, могу набить желудок, но ничего не чувствую при этом, ни грамма радости, что делала меня таким счастливым за столом. Ну так зачем же есть? Могу перехватить хот-дог здесь, бургер там. И это за весь день, если, конечно, вспомню. Куда ушли мои несдержанные рейды в холодильник среди ночи? Ни аппетита нет, ни чувства голода.

– О, бедняга! Бедный, бедный Лекс! Но почему?

– Из-за потрясений, полагаю, через которые мне пришлось пройти.

Не в силах скрыть остатки колебания, Лекс прикашлянул и отвёл взгляд в угол, прежде, чем продолжить:

– Я встретил её через год после того, как вы расстались. Случайно, на улице. Она позвала посидеть в кафе. Кто в силах сказать "нет" такой женщине? Сидим, болтаем дружески, и вдруг смотрю — она флиртует не на шутку!. Ну, что я буду рассказывать, все мы одинаковы… Когда уже не разберёшь, то ли жарко тебе, то ли тесно... В голове сумбур, мелю, что попадя: «В древней», – говорю, – «Японии даже нищий, бродячий Японский самурай мог провести ночь с ведущей гейшей города Хэйан, в кредит, который погашал наутро собственноручным харакири».

– Ну я не так, чтоб сильно разбиралась, – говорит она, – в Японской истории. Как насчёт уплатить за ночь дружеской услугой?

– Какой услугой?

– Детали отложим на утро.

– Ну, в общем… Наутро она мне поручила передать тебе её слова: «Вит оказался лучшим любовником в её жизни».

– А потом?

– Потом я видел её дважды. Через неделю после… гм!. После того как выполнил поручение. В том же кафе, она поблагодарила, что я сдержал уговор, и предложила работу в Конторе, о которой я в жизни не слыхал… Не поверил, когда она сказала сколько там платят – у них там что? сенаторы работают? Но, как оказалось, она не шутила… А второй раз, два месяца назад, в кабинете Риттера. Это шеф по общей безопасности. Мне предложили передать тебе одну из карт памяти, с которыми мы там работаем. Мол, никакого нарушения тут вовсе нет, а просто возникла такая необходимость в обход установленных правил, ради общей пользы.

– Выходит, твой арест был отрепетирован заранее?

– Ага.

– А потом ты меня предупреждал по телефону Риттера?

– Точно… В общем, мне сказали переехать и сменить тачку. Вот и всё.

– А теперь тебя проинструктировали повесить всю эту лапшу мне на уши?

– Нет, брат! Тебя я сам нашёл! Знал твои привычки, точки, где зависаешь. Потом шёл следом. Не могу передать какое облегчение рассказать всё без утайки. Прямо гора с плеч!

Теперь, Лекс смотрел в глаза Виту не виляя взглядом. Дышал он шумно, грудная клетка заметно расширялась, словно меха клетчатого аккордеона, и опадала, защемляя рубашечную ткань.

– Слушай, Вит! Не могу поверить! Похоже, я проголодался. Клянусь! Я чувствую! Ухх! Можно чего-нибудь жевну из холодильника?

* * *