Заступница согрешивших. Утешительница страждущих. Ora pro nobisна латыни: "заступись за нас". И как хорошо сказано, что всякий, кто молится ей истово и с постоянством, не будет отринут, не сгинет, ибо воистину она есть спасительным упованьем страждущих, познавшая семь мук пронзивших её сердце. Герти ясно представляла, что сейчас происходит в церкви: отблески света в окнах-витражах, свечи, цветы и голубые стяги братства благой Девы, и отец Конрой помогает Кенону О'Ханлону в службе пред алтарем, подаёт, что требуется и, потупив глаза, уносит. Он с виду почти как святой и в исповедальне его так тихо и чисто, и темно, а руки у него, ну, прям тебе, белый воск, и если она когда-нибудь станет монахиней-доминиканкой, в их белых одеяниях, он, возможно, наведается в их монастырь ради новой послушницы Святого Доминика. Он ей в тот раз сказал, когда она ему призналась про то на исповеди, покраснев до корней волос, страшась, что он заметит, не переживать, это просто голос природы и все мы в этой жизни подчиняемся законам природы, а ещё сказал, что это вовсе не грех, это исходит из самой природы женщины, ибо так установлено Богом, и наша, сказал он, Благая Госпожа отвечала архангелу Гавриилу, да свершится со мной по-Твоему. Он такой доброжелательный и боголюбивый, и она частенько всё думала да гадала: что если изготовить в подарок грелку для чайника, с рюшами и плетёным узором, цветочками, или, скажем, часы, хотя часы там уже есть, она приметила на каминной доске – белые, с позолотой и канареечкой, что выскакивает из домика сказать время суток, она заходила туда насчёт цветов для украшения молебна на Сорок Часов, так трудно выбрать подходящий подарок, можно ещё альбом с цветными видами Дублина, или другого живописного места.
Эти несносные близняшки снова сцепились, вот Джеки пнул мяч к морю, и оба побежали следом. Мартышки, дрянные, как сточная вода. Нашёлся бы кто-нибудь, чтоб выпорол их хорошенько – и одного, и второго, чтоб знали как себя вести. А Кисси и Эди закричали им вслед немедленно вернуться, боясь, что может нахлынуть прилив и они утонут:
— Джеки! Томми!
Ну, да! Так они и послушались! Тут Кисси сказала, что это она их в последний раз выводит на прогулку. Она вскочила и ещё покричала им, и побежала по склону—мимо него—встряхивая волосами, которые хоть цветом и неплохи, да редковаты и сколько она ни втирала всякой всячины гуще они от этого не стали, с природой не поспоришь, так что ей только и остается напяливать сверху шляпку. Она бежала длинными завлекающими шагами, и просто диво, как это у неё юбка не треснула по шву—уж до того тесна—потому что Кисси Кэфри вся такая наливная, да пышненькая, и выделывалась во всю, как только видела, что есть случай показать себя, а ещё потому, что просто была отличной бегуньей, вот и неслась так, чтоб на бегу выставить перед ним подол нижней юбки и свои голенастые икры, по самое дальше некуда. Вот бы ненароком сковырнулась через что-нибудь, да как следует, с тех её высоких французских каблуков, чтоб придать себе росту и шикарней выпендриваться. Опа! Была б тогда выставка, джентльмену на обозрение.
Царице ангелов, царице патриархов, царице пророков, всех святых, возносили они молитву, царице заступнице перед наисвятейшим престолом, а потом отец Конрой передал кадильницу Кенону О'Хенлону, и тот всыпал ладана, и окурил Святое Писание, и Кисси Кэфри поймала обоих близнецов, а её так и подмывало вкатить им по хорошей звонкой затрещине, но удержалась, потому что думала, а вдруг он смотрит, но большей ошибки с ней не случалось за всю её жизнь, потому что Герти, даже и не глядя, знала, что он не сводит глаз с неё, а потом Кенон О'Хенлон передал кадильницу обратно отцу Конрою и опустился на колени, подняв взор к Святому Писанию, а хор запел Tangum еrgoна латыни: "и потому" (гимн на слова Фомы Аквинского), и она просто покачивала ногой туда-сюда, в такт с музыкой, всё нараставшей и нисходящей к Tantumer gosa cramen tumна латыни: "и пото му-свя тыня эта" (гимн на слова Фомы Аквинского). Три и одиннадцать заплатила она за эти чулки у Спероу на Джордж-Стрит во вторник, нет, в понедельник, перед Пасхой и на них всё ещё нет ни единой затяжки, вот на что он смотрел, прозрачные, а не на её завалящие, у которых ни вида ни формы (но какая наглая!), потому что у него глаза на месте, чтоб самому увидеть разницу.
Кисси приближалась вдоль пляжа с двумя близнецами и их мячом, а шляпа вся наперекосяк после её пробежки, и видик как у самой настоящей шалоброды, тащит двух малышей, в задрипанной блузке, которую купила на позапрошлой неделе, но сзади уже как тряпка, а край нижней юбки выбился и висит сбоку, ну, чисто тебе карикатура. Герти всего лишь на минутку сняла шляпку, поправить волосы, и более милой, более грациозной головки каштановых прядей вы не видывали на плечах ни единой девушки, очаровательное зрелище, просто чудо как хороша. И в ответ, она почти различила мгновенную вспышку восхищения в его глазах, что наполнила каждый её нерв вибрацией ликованья. Она вновь одела шляпку так, чтобы посматривать из-под полей и чуть ускорила покачиванье своей застёгнутой туфелькой, и у неё даже дыхание перехватило, когда увидела выражение его глаз. Таким взором змей уставляется в свою добычу. Женский инстинкт подсказал ей, что она разбудила в нём дьявола, и при этой мысли жгучий румянец разлилась от горла до лба, пока нежный цвет её лица не обернулся пригожей розочкой.
Эди Бодмен тоже это приметила, потому что с полуулыбкой покосилась на Герти через свои очки, как старая дева, притворяясь будто нянчит младенца. Эта Эди просто назойливая мошка, всегда была такой и такой останется, с ней никто не может ладить, вечно сунет свой нос не в своё дело. Вот и теперь пристала к Герти:
— Плачу пенни, если признаешься о чём ты думаешь.
— Что?- ответила Герти с улыбкой чудесных по белизне зубов.– Я просто подумала, не пора ли.
Потому что ей так хотелось, чтоб они, ради всего святого, убрали этих сопленосых близнецов и своего младенца по домам, пусть там и вредничают, вот отчего она слегка намекнула, что уже поздно. А когда подошла Кисси, Эди спросила у неё время и мисс Кисси, скорая на ответ, сказала что уже половина поцелуйного, пора целоваться опять. Но Эди хотела знать точно, потому что ей сказали быть пораньше.
— Погоди,– сказала Кисси,– я спрошу у того моего дяди Питера сколько на его шарабанных.
И она пошла, а ей видно было как он, заметив, что та подходит, вынул руку из кармана, чуть нервничая, и начал поигрывать цепочкой часов, поглядывая на церковь. Тут Герти убедилась какое громадное, при всей страстности его натуры, у него самообладание. Минуту назад он восхищенно упивался её прелестью, пленившей его взор, а через миг это спокойный серьёзнолицый джентльмен, и в каждой линии его представительной фигуры полный самоконтроль.
Кисси извинилась, не мог бы он сказать ей точное время, и Герти видно было, как он достал свои часы и вслушался, а потом, откашлянув, сказал, что очень сожалеет, но часы у него остановились, но, похоже, восемь уже есть, потому что солнце зашло. В голосе его чувствовалось хорошее воспитание, и хоть говорил он неторопливо, в звучных тонах чувствовалось какое-то подрагивание.
Кисси сказала своё "спасибо" и вернулась, с высунутым языком, обратно – сообщить, что у её дяди брызгалка не фурычит. Затем запели второй стих из Tangum еrgoна латыни: "и потому" (гимн на слова Фомы Аквинского) и Кенон О'Хенлон опять поднялся и окурил Святое Писание, и опустился на колени, и сказал отцу Конрою, что одна из свечей сейчас подожжёт цветы, и отец Конрой встал и оправил всё как надо, и ей видно было, как джентльмен заводит свои часы и прислушивается к ходу, а она, тем временем, всё покачивала ногой туда-сюда. Уже темнело, но ещё было видно, и он не сводил с неё глаз всё время, покуда заводил часы, или что уж там он им делал, и снова засунул руки в карманы.
вверх-скок