Спина стрелочника вдруг резко распрямилась на трамвайной развилке под окном м-ра Цвейта. Не могут изобрести что-то автоматическое, чтоб колесо само, без лишних. Да, но тогда этот малый потеряет работу? Да, но тогда другой малый получит работу – изготовлять новое изобретение? Старый концертный зал. Ничего нет. Мужчина в жёлтом костюме с траурной повязкой. Не слишком глубоко скорбит. Четверть траура. Кто-нибудь из родственников жены, наверно.
Они миновали суровый пьедестал Св. Марка, проехали под железнодорожным мостом, мимо Театра Королевы: в молчании. Афишы. Юджин Страттон. М-с Бендмен Палмер. Мог бы сегодня вечером сходить на ЛИЮ, интересно знать. Или, может, на ЛИЛИЮ КИЛАРНИ? Оперная труппа Элстер Гримса. Крутая перемена. Влажные яркие афиши на следующую неделю. ПОТЕХА В БРИСТОЛЕ. Мартин Канинхем доставал контрамарку в Гейти-театр. Надо угостить стаканом-другим. И чтоб шириной не меньше глубины.
Он явится после обеда. Насчёт её песен.
Пласто. Фонтан с памятным бюстом сэру Филиппу Крантону. Кто он был?
— Привет,– сказал Мартин Канинхем, подымая ладонь ко лбу в приветствии.
— Он нас не видит,– сказал м-р Повер.– Нет, заметил. Привет.
— Кто там?– спросил м-р Дедалус.
— Ухарь Бойлан,– ответил м-р Повер.– Вон проветривает свою прическу.
Это ж надо, я как раз подумал.
М-р Дедалус перегнулся приветить. От дверей Красного Банка белый дисксоломеннной шляпы мигнул в ответ: проехали.
М-р Цвейт изучал свои ногти на левой руки, затем на правой. Ногти, да. И что такого они, она в нём находят. В восторге. Мерзопакостнейший стервец на весь Дублин. Тем и держится. Иногда они чувствуют что он из себя. Но такой тип. Мои ногти. Да просто рассматриваю: хорошо ухожены. А потом: будет сидеть дни напролёт и что-то думать-думать. Тело дряблеет. От меня не скрыть, потому что помню каким было. Дело, наверно, в том, что кожа не успевает сразу же сократиться, когда плоть спадает. Но форма та же. Форма всё та же. Плечи. Бедра. Пышна. Вечер, как одевалась на бал. Юбка встряла промеж половинок.
Он сцепил руки у себя меж коленей и, смирившись, послал отсутствующий взгляд по их лицам.
М-р Повер спросил:
— Как там насчёт концертного турнэ, Цвейт?
— О, прекрасно,– ответил м-р Цвейт.– Ожидания самые наилучшие. Сама идея хороша, понимаете...
— А сами вы поедете?
— Да, нет,– сказал м-р Цвейт.– Так получилось, что мне нужно ехать в округ Клэр по личному делу. Понимаете, идея в том, чтоб объехать главные города. Если в одном нет сборов, то можно наверстать в следующем.
— Вот именно,– сказал Мартин Канинхем.– Мэри Андерсен сейчас в северных округах.
— Хороших собрали артистов?
— Её возит Луис Вернер,– сказал м-р Цвейт.– О, да, будут самые отборные. Дж. С. Дойл и Джон МакКормак, надеюсь, и. Фактически, лучшие.
— И также Madame,– сказал м-р Повер, улыбаясь.– Отнюдь не из последних.
М-р Цвейт расцепил ладони в мягко вежливом жесте и сцепил снова. Кузнец О'Брайенпамятник ирландскому революционеру 1848 г. работы скульптора Фарела . Кто-то положил букет цветов. Женщина. Должно быть день его смерти. Желаю долгих лет. Экипаж, колеся мимо статуи Фарела, неслышно свёл их непротивящиеся колени.
Оот: невзрачно одетый старик у бордюра зазывал на свой товар, рот разинут: оот.
— Воот шнурки, две пары за пенни.
Странно, что именно так выбило его из колеи. Имел контору на Хьюм-Стрит. В том же доме, где однофамилец Молли. Твиди, королевский адвокат от Вотерфорда. Всё тот же шелковый цилиндр. Остатки былого приличия. Тоже в трауре. Ужасное падение, несчастный банкрот! Пинают как шавку на поминках. О'Калахен доползает к финишу.
вверх-скок