Бутыль #32 ~ О, Спорт! Ты – жизнь! ~

Дыхание учащённо выхрипывает обезумелый ритм бега. Ум отключён, он без надобности, рецепторы, мышцы, тело реагируют быстрее скорости мысли в этом беге сквозь заросли джунглей, уворачиваясь от ветки выпрыгнувшей наперерез, перескакивая стволы бурелома, подхватываясь после предательской кочки.

Он несётся для спасения жизни. Неважно кто он, сейчас важны только инстинкты – убежать, спастись.

Они хороши, инстинкты эти, наследие от бесконечных поколений предков по ходу миллионов лет.

Кто не убежал наследства не оставил, не вписался в скрижали генофонда, так что – беги, Никто, беги!

Шшихк!. И деревья покатились кувырком. А?. Что?.

Гул биенья, хрип дыханья, мышцы рвутся в бег… Но откуда эта плотная сеть?

Всплеск паники и шум постороннего бега всё ближе по влажной почве сезона дождей…

Чужие ноги выскакивают перед глазами. Босые. Коричневые. Не видно что выше колен…

С трескучим разрядом грома по темени разливается слепяще чёрная молния темени…

Отбегался…

Далёким гулом от незримого горизонта наплывают сгустки звуков, кроканье птеродактиля... нет... человечья речь, но чересчур заторможена, слоги тянутся годами сквозь мрак зажмуренных глаз и боли в темени, а, как ни странно, уже не в затылке...

– Г, д, е, я?

– Оклемался, Кеха? Красава! Ну, давай! Очнись! Времени нет.

В щели между век расплывчато шатается склонённое лицо. Занимается жар в щеках от сдержанно размеренных оплеух: «А... ты... кто?»

– Вот этта ближе к телу. Молодец. – Оголённый торс поворачивает предплечье, где без сюсюкальных виньеточек, с уверенной в себе неброскостью стоит «Х-1».

– Атос? Но тебя же зеленуха… мне Х-2-й сказал.

– Во-1-х, тина, а не заленуха, а во-2-х, этого ещё не случилось, так что не забегай вперёд. И учти на будущее, раз я пока жив и ты ещё не повстречался с Крысом, на виртуальность не рассчитывай, братан, вмандюришься с разгону в стену, на ней и останешься в виде наклейки, пока не соскребут.

– У меня чёт голова уже раскалывается.

  – Эт с непривычки, полегчает. Только не вздумай опять затылком трахаться, это против правил. Если засекут, Они накажут так, что мало не будет.

– Опять они? А где Партос?

 – А где ж ему быть? На Елисейских полях наш Партосуля... Вон отдыхает, – Хлопец Первый кивнул на голое тело в набедренной повязке, что безмятежно растянулось на песочке пола под глухой стеной просторной камеры, а может быть пещеры.

– Он тоже затылком трахал?

 – Не-а. Это он от лилий тащится. Сейчас проходит собеседование с Болон Йоктом, а если повезло, то и с самой Авеликсой.

– Какие ещё нах.. ЛИЛИИ?!.

 – Да не ори, я слышу... Водные лилии, при правильной дозе улёт не хуже, чем от пейоте, секёшь? Добро пожаловать в Мезамерику, брателло!. Ладно, торжественную часть по боку. Нам щас принесут треники и все дела, по полнолуниям у этих Майа матч по оламалистли, непременно и неотменимо. Тут главное не проиграть.

– Почему мы?

– Мы – военнопленные, ещё не догадался? Команда гостей типа. Местные – все профи, здоровые быки и дело туго знают. Правила простые – не дать мячу земли коснуться типа волейбола, но без сетки, нельзя к мячу притронуться рукой, нельзя ногой ударить.

– Ахху… а... чем играть-то?

– А всем, что остаётся – бедром, плечом и можно головой, но нежелательно, мячики бывают до 7 кг. Вот только не знаю кого мы будем представлять: богов или загробный мир. У этих Майа всё так заритуалено и во что угодно—чихнёшь ты или пёрднешь—враз вкладывают глубокий религиозный смысл.

– А! Вспомнил! Майа это те, чей календарь в 2012 кончался и всемирная толпа глобально ждали конца света. Но ты-то это всё откуда знаешь?

– Я тины нахлебался… Блин! Так за богов мы иль за преисподнюю?

– А разница большая?

– В принципе не очень, ну просто хотя бы знать заранее… Если проиграли за богов – отрежут голову, а за преисподнюю только сердце вынут всей команде, включая тренера.

– Дай угадаю: а тренер у нас – ты?

– А то!

Послышался шум приближения к входному проёму в просторную камеру или пещеру. Входят четверо коричневокожих Индейца Майа, губы оттопырены молчаливо презрительным пирсингом из драгоценных камней всверленных в верхние резцы. Двое под грузом из спортивного инвентаря, остальная пара удерживают на плечах личное оружии в виде увесистых дубин.

На песок сошвырнулись три комплекта головных уборов, нагрудные щитки (тоже три) типа хоккейные, но сплетены из прутьев, и три вроде как дуги тележной упряжи (однако без оглоблей) выточенные из камня и покрытые искусной резьбой, от которой исходит пронзительный запах корицы. Поверх всего шлепнулись куски верёвок из манильской конопли.

– Не понял, – сказал Кеха, – эта вот херня с пёрышками за шлем конает? Я им чё — пернатый или тут гей-парад в натуре?

– Долбоёб, – наставительно пояснил тренер, – первые три минуты эти перья будут тебе удары смягчать.

– А потом?

– Потом тебе дойдёт и сам начнёшь уворачиваться, на автомате.

– А хомут зачем?

 – Показываю один раз. Щитки на перед, от шеи вниз, так чтоб яйца прикрыл. Дугу надвинул сзади, поверх почек, вперёд рогами. Спереди стянул верёвкой – должно плотно сидеть на бёдрах, и заодно верёвка же удерживает щитки для предохранения способности размножаться. А перья, как ты уже догадался, сверху.

Снаружи донёсся заливистый перезвон типа в забегах рысистых скачек или Большом Академическом театре.

– Последний звонок, пора полузащиту подымать.

– Х-2? Чем ты его подымешь? Он же в хлам.

– Чем, чем... Шипом хвоста морского ската, вот чем. Вопрос только куда штыркнуть?

 Из передних лохмотьев своей набедренной повязки Атос извлёк что-то наподобие макательной ручки для письма: в полпальца толщиной, с острый концом и грубо зазубренной с двух сторон поверхностью.

– Постой! Он же токсичный!

 – Ладно, песочком оботру. – Торопливо тыкая шипом морского кота в песчаный пол камеры или пещеры, Х-1 попутно излагал:

 – Его ща токо кропусканием подымешь… Традиционных точек всего три: язык, губы и пах. Чё предлагаешь? – Не дожидаясь ответа, поблямкал ничего не подозревающими губами Х-2-го в его блаженной отключке, двумя пальцами вытащил наружу язык между зубов, с сомнением осмотрел и отпустил втянуться обратно. – Согласен, остаётся пах. Эт как в иглоукалывании – главное в меридианную точку угодить.

Он разгрёб обрывки набедренной повязки между ног безвольно распростёртого тела, прицелился шипом и с криком «рота, падъём!» штыркнул.

– Убля-убля-ёбтва!! – взвопило взвившееся тело, выпучив из орбит ничего не понимающие глаза.

 («А ничё сибе как уже бегло шпарит», – с завистью подумал Кеха, – «наблатыкался Партос по мезамерикански».)

– Отставить базар! В ружьё! – орал тренер накладывая каменную дугу (как типа половинку тёсаного из камня халахупа) поверх шатко подрагивающего крестца Партоса и засупонивая спереди верёвкой. Затем, в мгновенье ока, и сам облачился в стандартную экипировку игрока, чтобы дать последнее наставление команде:

 – Ну, орлы, погнали! Пан или пропал!

Не в ногу, великолепная троица зашагала на выход из пещеры, а может даже камеры…

Игровым полем оказался широкий коридор из отвесных стен каменной кладки, но под открытым небом. По оба конца его 50-метровой длины имелись дополнительные площадки ещё шире, но намного короче с таким же утоптанным до грунта дёрном.

 В целом, спортивная арена напоминала опрокинутую Римскую единицу или же заглавную Украинскую «i», но тоже в лежачем состоянии.

Поверх шестиметровых коридорных стен неистовствовала толпа болельщиков, их вопли прорезал разноголосый оркестр свирелей, цевниц и сопелок слитным исполнением бессмертного хита: I’d rather be a sparrow than a snake, yes I would if I only cou-ou-ould…

– А чё эт они все голяком, в одних тюрбанах? – заозирался Кеха вверх.

 – Одежду и дорогие украшения прозакладывали у букмекеров в ставках на исход матча, а на горожанок особо не заглядывайся, то всё телесные трико от Тайно Грёбаной Виктории. А тот долбодон в перьях птицы квецал, посредине, местный король Каломте, но скоро его сменит его вдова, Кавиила, и станет царицей Чичен Ицы, ну а пока тут главный он, и рефери он же.

– Отрыгается заглотанная тина?

 – Ага, но только в общих чертах, без деталей. Приёмы игры придётся перенимать у противников, по ходу разберёмся.

– А чё эт за колесо торчит в стене, вон наверху, чуть ниже зрителей, тоже каменное и с дыркой. О! И в стене напротив тоже!

 – Забудь, ими не пользуются – архитектурное излишество в память о Героях Близнецах, вон их рожи вываяны на торцах твоей дуги. Тот что слева однажды в такую же дырку засадил и – Game Over, сразу же You Win!, но простым смертным такое не под силу.

Им приходилось перекрикивать гвалт шумной толпы и трели свирелей на стенах. По вытоптанному до голой глины грунту подбежали два Индейца с ведром и кистью и, без объяснений, разрисовали тела команды Хлопцев белыми параллельными линиями, где позволяли плетёные щитки и каменные дуги.

– Сука не везёт! – выкрикнул тренер. – Мы за богов сегодня! – От противоположной площадки в конце коридора вальяжной трусцой приближалась команда местных бычар уже раскрашенных в жёлто-чёрную полоску.

 Без жеребьёвки, мяч начала разыгрывать команда хозяев поля. Рефери в дорогостоящем плюмаже им явно со стены подсуживал.

Для начала, те повыпендривались перепасовкой полуметрового в диаметре мяча, от бедра одного к бедру другого игрока. Инокентий раскрыл рот в заворожённом восхищении – чтоб так хип-хопить двадцать лет учиться надо!

Затем центровой получил передачу слева, для обработки чуть подкинул над собой (бедром сука!) и, резко крутанувшись на все 360 саданул мяч правым концом дуги, что выпирала по его бокам вперёд.

Пушечное ядро жёсткого чёрного каучука мгновенно разрослось до планетарного размера, заслонив всё поле зрения уже такой знакомой Кехе чернотой, до боли, блин, знакомой...

Потом его поднимали руки товарищей и ставили на ослабелые в коленях ноги. Он видел их кричащие без звука рты, как в немом кино. Молчали и трибуны, а только плавали, туда-сюда, вместе с кисейно-прозрачными полосками облачков… там в... в небе…

Дальнейшее Инокентий помнит слабо. Каучуковая порка. Каждый удар шмякал до кости. Щитки не спасали, он чувствовал как и под ними начинают набрякать кровоподтёки. Порой всплывало вялое самоутешение, что с отрезанной головой синяки болеть перестанут.

Однако голова, как тренер и предупреждал, уже сама собой отдёргивалась от со свистом летящего мяча, рефлективно.

В какой-то момент он понял, что – всё, он больше не может, что мёртвые сраму не имут и к очередному ядру повернулся задом…

 Вжжззз!... И каучуковый шар ударяет в камень дуги над обёрнутой к нему жопой, оттуда срикошетил в стену, а затем плавно, как в замедленной съёмке, подплыл и скрылся в мемориальной дырке вмурованного колеса…

– Да не брыкайся ты уже, – недовольно пробурчала Майа, обернулась к нему круглым (не каучуковым) задом и уснула дальше.

 Сдерживая кряхтящий стон истолчённого, как на Ходынском поле, тела, Иннокентий осторожно выдохнул:

 – Ххууу...