Бутыль #23 ~ Война как водораздел на «до» и «после» ~

В последний год первой войны артналёлы перестали донимать (после взятия Агдама), им на смену пришли авианалёты. Для начала бригада пилотов-сезонщиков из Белоруссии для которых нефте-доллары не пахнут.

НЕТ!! Я не сказал, что это Белорусы были, просто их авиачасть, наверное, там стояла.

Затем пилот-Азербайджанец из совсем другого места службы угнал СУ последней модели прямиком в Баку, где получил звание Герой Нации и начал выполнять боевые задания в Карабахской войне.

Водитель КРАЗА Гурген, чей участок соседствовал с нашим недостроенным домом и который всю войну развозил федаинам боеприпасы, рассказывал как в очередном рейсе его прихватил СУ на перевале. Самолёт шёл на его грузовик очень низко и он решил, что всё – конец, но лётчик лишь помахал рукой сквозь стекло кабины и улетел.

Вряд ли то был Герой Нации, которого вскоре сбили тепловой ракетой, когда подкрадывался к Степанакерту вдоль реки Каркар.

К осторожности лётчиков вынуждало то обстоятельство, что у Армии Освобождения уже появились локаторы и, за пару минут до появления самолётов, в городе включались сирены воздушной тревоги, потом являлись и они—максимум пара звеньев—сбрасывали на город свои бомбы, немного, но мощные, под скорострельный лай зениток «Шилка» и – с реактивным рёвом, улетали. Сирены затыкались и это приносило облегчение – уж больно у них вой противный.

Но один раз таки сбили, только не того.

В 93-м члены новосозданной СНГ дуванили военное имущество—у кого сколько оставалось на территории после СССР—какой-то процент им, остальное России.

Армении тогда достались два самолёта. Один на радостях залетел в Карабах, без предупреждения, его и сбили.

Лётчик выбросился с парашютом, но его поймали на земле и хотели бить (не убивать же такой ценный товар для обмена) и, в доказательство своей одноплемённости, он кричал слова с такими звуками, которые под силу лишь прирождённому Армянину, а посторонние подменяют их похожими (как и я), но сами разницы не слышат.

Короче, та же история как со словом «шибалет» в библии, когда Израильтяне наказывали своё колено Вениаминово.

Так ВВС Армении в одночасье потеряли 50 % своего лётного состава.

И другой раз сбили не тех. Самолёт Иранских дипломатов из Москвы летел в Тегеран, встретить Новый год дома, отклонился от коридора безопасности и его достала ракета земля-воздух.

Я как раз на дежурстве был в ВС и слышал, уже за полночь, как он подбитый падает.

Потом Иранский полковник приезжал, с парой сержантов, собирать останки погибших. Приглашал и меня полюбоваться через стекло Уазика на собранное мясо, но я не подошёл даже из дипломатической вежливости.

А поскольку чек за оплаченные бетонные перекрытия показывать было некому (в бывшем комбинате стройматериалов размещался рембат по ремонту танков), мне снова пришлось искать опору в своём служебным положении и посетить нужный кабинет для получения бумажки с разрешением использовать балки крыши недобомблённого кинотеатра «Октябрь».

Хороший материал, и даже сгореть не успели.

 С помощью крана, удалось перевезти балки от развалин кинотеатра во двор роддома для дальнейшей переброски в овраг, где находился наш недостроенный дом.

Однако переброска не удалась, поскольку планировалась к проведению в воздушном пространстве над узкой полоской земли между роддомовским забором и самим оврагом, по верхней кромке которого Рантик, житель трёхэтажки слева от роддома, развёл грядку двухметровой ширины по выращиванию бобов.

 Длина стрелы крана позволяла перенести балки над огородом, где Рантик успел уже даже воткнуть два ряда жёрдочек, чтобы бобам было куда виться, когда прорастут.

К сожалению, в своей первой попытке крановщик Вазё задел одну из крайних жёрдочек.

Рантик прибежал, раскричался (он вообще такой несдержанный), выхватил пару противопехотных гранат из кармана и мамой поклялся пустить их в ход при малейшей дальнейшей попытке использования воздушного пространства над его грядкой.

Вазё сказам мне, что не может работать в такой обстановке, потому что от этой войны все уже стали ё*бнутыми, сложил свой кран и уехал.

Поэтому мне пришлось пилить балки до нужного размера во дворе роддома (главврач Брина высунулась из окна своего кабинета на втором этаже, но потом не стала возражать), и уже в укороченном виде перетаскивать их вдвоём с Арамом (братом Сатэник) на наших плечах в обход грядки ё*бнутого Рантика, сбрасывать в овраг, а там тащить в обратном направлении к месторасположению нашего недостроенного дома.

На эту операцию ушло два дня (не считая предварительной распиловки).

Из благодарности за помощь живой силой, я помог Араму решить вопрос заготовки дров на зиму, подсказав, что можно использовать высоченную, но усохшую сосну возле центрального сквера «Пятачок», которая усохла то ли из-за повреждения её корней экскаватором при рытье щели-бомбоубежища в непосредственно близлежащем грунте, то ли из-за множественных осколочных ранений полученных в ходе войны за независимость Карабаха, когда даже стоявшему рядом с ней на постаменте гипсовому пионеру оторвало руку вместе с горном, или же вообще не знаю из-за чего.

Её-то я и предложил ему завалить с моим непосредственным участием.

 Он не решался поднять руку на казённое дерево в общественном месте (хоть даже и усопшее) и меня отговаривал.

Тогда я составил соответствующую бумажку с разрешением от фиктивного Комитета Помощи Зимующим, настукал её пишмашинкой ПЦ ВС НКР и поставил под ней очень завитушную подпись, поскольку печати у меня не было.

 Арам долго всматривался в конечный результат и согласился. По-видимому, подпись показалась ему достаточно убедительной (он в этом разбирается будучи художником и резчиком по дереву). А брёвна к нему во двор мы возили на самодельном самокате из одной доски и трёх подшипников-колёсиков, на которых подрастающая детвора Степанакерта каталась по крутым улицам до войны, не по центральным, разумеется.

По наводке тёщи, Эммы Аршаковны, я самочинно захватил двухкомнатную квартиру в пятиэтажном здании, которое построили до войны, но не успели закончить внутреннюю отделку и заселить.

Затем большую его половину разрушила артиллерия из Шуши, но два подъезда остались и даже жестяная крыша над ними не текла.

Квартира понадобилась потому, что домовладельцы нашей однокомнатной съёмной, Армо и Назик, собирались выдать замуж их старшую дочь Нару и планировали отвести молодожёнам первый, однокомнатный этаж, ведь счастье дочери важнее побочного дохода.

И как всегда, всё оказалось только к лучшему – захваченная квартира находилась в пяти минутах ходу от недостроенного дома.

В квартире я сложил печку из огнеупорного кирпича (большая редкость среди Карабахских жестяных), который собирал в развалинах Детской Библиотеки возле того же «Пятачка», а затем катил его на самодельной тачке, чему способствовало отсутствие дорожного движения, особенно если сирены выли.

Старинное железное колесо для тачки мне подарил Нерсес, тесть Вани сварщика, с которым мы трудились на прокладке газопровода до войны, а вместительный ящик я сделал из большого листа алюминия, бывшего дорожного знака.

Ручки тачки тоже были алюминиевые и очень прочные—от носилок для переноски раненых, чей брезент настолько пропитался кровью, что госпиталь (бывшая облбольница рядом с роддомом) просто выбросила их на свою свалку.

Брезент я срезал и остались только трубки с ухватистыми рукоятями из чёрной резины.

Наличие балок позволило перекрыть коробку стен нашего дома и вывести его под крышу из шифера из довоенных ещё запасов на складе некоей строительной организации, за наличный расчёт.

Штукатурить тогда я ещё не умел, потому что всю предыдущую жизнь работал исключительно каменщиком и штукатура пришлось нанимать со стороны. Вернее, это был даже не штукатур, а подсобник штукатура. Они на пару проводили восстановительный ремонт разрушенной половины здания, в котором я самочинно захватил двухкомнатную квартиру, и не участвовали в боях по причине преклонного возраста.

 Штукатур ответил отказом на мою просьбу оштукатурить наш дом изнутри за оговорённую плату, а его подсобник, Ваник, согласился.

Впоследствии мне пришлось выслушивать неоднократную критику ровности штукатурки, но я тут не при чём, поскольку был всего лишь подсобником подсобника, престарелого Ваника.

Последний авианалёт состоялся когда мы заканчивали штукатурить спальню. В нём участвовал всего один самолёт и противовоздушная оборона его проворонила и не успела даже взвыть сиренами.

 Он вынырнул из-за Кркджанского тумба опережая симпатичные на вид разрывы зенитных снарядов среди синего неба и заскользил на бреющем, а бомбу сбросил чуть не доходя до восьмой школы. Она была похожей на бочонок, перекувыркивалась на лету, поблескивала металлическим цветом.

 Самолёт резко свернул влево и больше я его не видел, а бомба продолжала лететь точно по направлению к нам с Ваником занятым приготовлением раствора перед входом в дом. Школу она не зацепила, но пролетев ещё немного упала в частный сектор на той стороне оврага и взорвала чей-то дом (пустой на тот момент).

Взлетели осколки дома и поднялась туча пыли, которая заслонила солнце. Мало-помалу пыль стала рассеиваться, но высоко над ней ещё долго кружил клок газеты и даже перелетел на нашу сторону оврага и где-то лёг неподалёку, позже я хотел отыскать её и посмотреть на каком она языке, потому что «Советский Карабах» газета двуязычная, но не нашёл.

 Ваник возложил себе на голову свою кепку «аэродром» и сказал, что в этот день работать он больше не будет и ушёл, хотя мы почти уже закончили приготовление раствора.

Скорее всего пошёл напиться, я бы на его месте так и поступил, но сам уже третий год и последующие пять лет всё ещё был в завязке.

Через год, пользуясь определённым затишьем обстановки (перестрелки на постах не переходили в крупномасштабные наступления), Сатеник родила ещё одну дочь, Эмму, а когда восстановительный ремонт здания был закончен и пришли представители независимой власти изгонять самочинных захватчиков из двух подъездов, а они таки пришли, потому что нас там скопилось уже немало, одна особо многочисленная семья захватила даже две квартиры на разных этажах в одном подъезде, то в пяти минутах ходьбы от самочинно захваченного жилья у нас уже был дом.

 Правда, пришли они не в милицейской форме, которую им ещё не выдавали, а в своём федаинском – бушлаты и автоматы Калашникова, которые напугали дошкольника Ашота, пока они объявляли, достаточно вежливо, что нам предоставлены 48 часов, чтобы сделать сиктырь отсюда, однако указанного срока хватало и на разборку печки из огнеупорного кирпича, и на переезд, и на транспортировку материала на участок.

С тех пор стало очень легко вычислять возраст нашего дома – сколько лет Эмме, столько и ему, и наоборот, потому что всё всегда случается, как правило, к лучшему сверх всяких ожиданий…