Бутыль #17 ~ Будни войны ~

Когда генерал-лейтенант Иванян прибыл в Карабах источники умалчивают, отделываются скупо увальчивыми признаниями, что событие произошло в 1992.

Преподаватель военного училища в Санкт-Петербурге, в возрасте 72 лет, оставил жену, работу и город на Неве, чтобы прилететь в Карабах, настолько он переживал за родину, потому что родился в Тбилиси, как и Саят-Нова, великий мастер любовной лирики (1712 – 1795), Михаил Лорис-Меликов (1824 – 1888) – министр внутренних дел в Российской Империи, кинорежиссёр Голливуда Рубен Мамулян (1897 – 1987), Советский композитор Арам Хачатурян (1903 – 1978) и многие другие не менее достойные Армяне.

Но про то, когда конкретно он прибыл в Карабах, Гугл ни гугу, а жаль, лично мне интересно.

Мне нравится его фото на фоне Армянского министра обороны и пары генерал-лейтенантов озадаченно чешущих свои фуражки. Он там раскрепощённый такой, в одной маечке без знаков различия званий и без головного убора.

Мой личный интерес подогрет неясностью – он прибыл до, или после взятия Шуши? Подозреваю, что до, но попробуй докажи без поддержки Гугла, а беспокоить его родственников, подымать архивы мне лениво и боязно – зачем накликать предвзятое о себе мнение в соответствующих органах и учреждениях? Они ж на подобную любознательность и бумерангом могут, в виде реакции, непредвиденно по темечку еба*нуть, оно мне нада?

Каррочи, я – за до, а теперь изложу косвенные доказательства.

Покуда федаины воевали для защиты Армянских населённых пунктов, в тылах (в Степанакерте), даже в условиях блокады и обстрелов, велось создание элитарно-политической надстройки под именем Комитет Самообороны, в результате чего федаинские отряды автоматически становились Силами Самообороны Нагорного Карабаха, хотя им это всё было пох*уй да и некогда из-за постоянных проблем – на какую-то деревню Турки напирают (в Карабахе так и не научились Азербайджанцев называть Азербайджанцами), из другой угнали колхозное стадо коров, но неясно с чьей помощью и/или с чьего разрешения и т. д. и т. п.

И если с такой разношерстицей взять деревню Ходжалу ещё как-то мыслимо (тем более три БТР пулемётами поддерживают), то замахнуться на целый город, да на господствующих высотах силами вчерашних автослесарей и парикмахеров под руководством кабинетных Комитетчиков уже вопрос иного уровня.

Да, присутствовал военспец с боевой кликухой Командос, майор из Еревана, который помимо Чехословакии (1968) ещё и Афган прошёл (не всю десятку 1979 — 1989, но всё-таки), однако (это между нами) даже и майору брать города не по зубам.

Так что накануне штурма Шуши функция его заключалась в посещении деревень Аскеранского района (Степанакерт, кстати, своего района не имеет, а входит в вышеупомянутый), где мужики устраивали Командосу радостный приём и где он говорил им, что всё будет хорошо и совместно с присутствующими в деревенском доме торжеств пил тутовку под тосты за победу.

Нет, только человек с генеральским прошлым мог бою за Шушу дать кодовое название «Операция Свадьба в Горах».

Меня на ту свадьбу не позвали и пришлось наблюдать её со стороны, из Степанакерта, где на главной площади разместилась 1 (одна) установка Град и с интервалом в полчаса посылала по одной ракете в сторону Шуши.

Могу засвидетельствовать, что стартовый грохот при запуске такой же отвратный, как и на финише.

С интервалом в час-полтора к зданию бывшего Обкома КПСС, в подвал которого перекочевала облбольница (сколько от неё влезло), прибывал очередной грузовик КАМАЗ с грузом раненых в кузове.

Громко крича, к нему бросалась толпа родственников тех, кто ушёл из дому на штурм Шуши. Тяжёлых и бессознательных заносили в Обком на носилках, лёгкие, но тоже забинтованные, шли сами на ходу отвечая своим знакомым и родственникам в толпе про тех, кого они видели, там наверху, из их общих знакомых и родственников.

Некоторые ответы становились причиной стенаний и плачей, которые обычно заводят на кладбищах.

Наверху, цепи защитного цвета бежали в атаку при поддержке двух танков (как они вообще туда поднялись? однако смогли) в том числе и Украинец Мыкола, который прибыл днём раньше, чтобы поднять свой политический рейтинг в движении «Рух» на Украине.

Такова была общепринятая практика в те дни, представители буйно расплодившихся партийных организаций и объединений из различных регионов бывшего, недавно лопнувшего СССР прилетали на денёк в Степанакерт, сфоткаться на фоне развалин и вернувшись домой козырять зачётным баллом типа «я побывал там откуда пошёл развал Советского режима!»

Эти политические деятели такие однотипные, сам знаешь.

 Однако Мыкола, несмотря на политические соображения, был ещё и романтиком, попросил автомат, ему и дали, а когда до окраины Шуши оставалось всего ничего, поймал очередь в живот, длинную.

Ну ещё бы, бежит двухметровый верзила среди мелких на его фоне сварщиков и плотников, тут любому покажется, что именно он решающий фактор боя.

Когда грузили на вертолёт, ещё живой был, но только до Еревана.

Ещё через неделю в ПЦ ВС НКР другой Украинец случайно зашёл, который в противовоздушной на зенитке «Шилка» работал, поговорил со мной за жизнь, на нерегулярность зарплаты жаловался.

Так он из Мыколы уже успел легенду сотворить, про его героически былинные качества, а уж как заговорит бывало – вообще заслушаешься, словно реченька течёт, «Кобзар» в чистом виде.

Я не стал ему хвастаться тем получасом личного общения с Мыколой, который предпочитал говорить на Русском и (что особенно подкупало) с таким же косноязычием как и у меня, хотя после второго стакана оно типа попускает и даже тянет выдать что-то ну... этта... как бы вот ну... тост да...

Резни гражданского населения при взятии не случилось, потому что с другого конца из города шоссе выходит на Лачин, а из него дорога (но уже без асфальта) на Кяльбаджяр, а оттуда уж и до Гянджи.

И опыт первой войны за независимость многократно доказывал, что наличие пути к отступлению в разы облегчает задачу атакующих, что и случилось часам к 5-ти 8-го мая. Федаины заняли город.

Одна трагическая гибель после боя всё же состоялось, когда журналист местного телевидения, Борик, поднялся в Шушу на своей «ниве» для сбора фактического материала и там, в пустых извилистых улочках ходил пешком, пока не напоролся на двух Азербайджанцев.

Они то ли не знали, что Шуша захвачена, то ли по дороге вспомнили, что что-то нужное забыли дома и решили по быстрому сгонять, пешком.

  Один мужик в годах, второй лет двадцати, с автоматом. Когда он оружие поднял, Борик оказался шустрее, у него тоже Калашников был. Но пожилого не зацепил.

На стрельбу прибежали федаины и забрали второго себе. Тогда торговля людьми шла полным ходом, пойманных заложников обменивали на деньги или же на заложников своей национальности, по всякому.

Основного купца с Азербайджанкой стороны звали Фантомас, он даже частную тюрьму завёл, а от Армян товарообменом заведовал какой-то бывший КГБист, кличка и звание мне неизвестны, а может и забыл уже.

Дневников на войне я не вёл, кроме зимы 92-го, да и тот на Английском, чтобы держать свою болтливость в узде посредством не совсем родного языка, есть за мной такая слабость – трудно прерывать свою писанину, завёлся и – вперёд без точек. Должно быть в отместку своему устному косноязычию, когда чуть не каждое слово приходится рожать через фонетические спазмы, как у того Мыколы, что под Шушой полёг, однако та тетрадка кончилась задолго до штурма и больше я не начинал.

Рассказ дантиста Ашота (в годы войны начальника полевого медсанбата)

«Пришлось освоить хирургию, но и зубоврачебный набор тоже при себе держал, рука к тем инструментам больше привыкла.

По раненым трудно понять. Привезут двоих, у одного царапина, второй в полном хырхыроц («агония» на Карабахском). Вечером спрашиваешь: как тот с поверхностным? Умер. А второй? Встал, пошёл на ужин, позвать?

  Один раз Азербайджанца привезли молодого. Посмотри, а? А что смотреть – без сознания, а из черепа осколок железа торчит. Очень прошу, посмотри, да.

 Ну на стол его. Осколок засел крепко, пришлось тащить щипцами для моляров нижней челюсти. Рану почистил, зашил, бандаж наложили и – выжил. Но видно какая-то извилина пострадала, часто орать начинал «вы Армяне сволочи! это Турецкая земля!» Санитары не могли его утихомирить, меня звали. Меня он боялся. Скажу «Ара! Хорошо себя держи!» – «Доктор! Доктор! Всё нормально!»

 Потом его на наших заложников обменяли, на двух – у него родители богатые. Когда его повезли, мне говорят «ты тоже поедь, а? вдруг по дороге умирать захочет, а ты доктор».

 Меняли между Аскераном и Агдамом, с той стороны Уазик скорой стоит и мы на таком же. Посередине пешком сходились, я с ним, а с той стороны его родители и двое наших.

Наши еле шли, у одного грудь сухим льдом сожжёная, а второй, как шар, еле ноги передвигает, его сырым клевером обкормили, пастухи знают как от клевера овец пучит.

 А мой вообще не идёт, стоит на тех мужиков смотри. Мать кричит «сынок! сынок!», а он кричит «не пойду! мы Азербайжданцы не люди! мы звери!», убегать начал. Остановили его возле нашего Уазика, привели. Говорю «Ара! Смотри мне!» – «Хорошо, доктор, хорошо!»

 Пошёл к родителям, те обнимают, плачут. Разъехались. Потом на базаре ко мне мужик подошёл «не узнаёшь доктор? я тот клевером обкормленный» Ну уже на человека похож. А про того паренька не знаю живой или нет».

Через день из Степанакерта в Шушу поднялась толпа мародёров из гражданских лиц, а что не могли пограбить – поджигали.

Идиотизм ведь – у самих дома разбомблены, а тут целёхонький город, так нет, сожгли. Несдержанность эмоций нищеты, когда грабят другую нищету.

На обратном пути толпу сель прихватил, так называется ливень в крупных метеорологических масштабах, врагу не пожелаешь под такой попасть. Но одной старухе-мародёрке повезло, она награбила себе таз для стирки, ну так голову накрыла перевёрнутым тазом так и тёпала дальше домой под этим эмалированным зонтом по разбитой шоссейке.

Когда через неделю я Борика увидел, то не узнал – стали волосы смертельной белизны, а вскоре он вообще регион покинул.

Внутри шушинского Храма Спасителя обнаружился большой запас ракет Град, склад, фактически, из тех соображений, что Армяне по своему храму бить не станут.

Через день после штурма самолёт прилетал разбомбить, чтоб врагу не достался такой запас амуниции, но промахнулся, а потом уж смысла не стало, так как амуницию вывезли.

А налетал тот самолёт с таким опозданием потому, что в Баку долго не могли поверить будто Шуша взята – цитадель же на неприступных утёсах стоит и туда столько артиллерии завезли и живой силы нагнали.

Другим следствием успешного завершения «Свадьбы в горах» стало прощание с майором-афганцем в результате проведённого с ним собеседования командиром одного из отрядов самообороны по кличке Ижо.

 Эта кличка ему со школы досталась из-за учительницы Русского языка. Она после диктанта при всём классе ему выговор делала, что в слове «ещё» все три буквы не такие вовсе как он написал, хохотала сука при всех и его вариант цитировала.

Кароччи, он обиделся и после восьмого завязал со школой, но кличка так и не отстала. Ну блатовал от нехрен делать, потом мойщиком автомашин пристроился и женился, а чем ещё в такой глуши заняться?

Но когда началось Движение, митинги на площади, то глушь уже и в телевизоре показывать стали, потом Сумгаит, операция «Кольцо», оружие появилось кому как не блатарям брать дело под свой контроль? Сколотил отряд из таких же реальных пацанов, отряд хоть и не настолько боевой, как у Осколка в деревне Хндзристан, но и не из последних.

Когда Ижо посетил Командоса и без дипломатии сказал: «сиктырь отсюда!», майор перечить не осмелился, потому что хотя в Афгане он пороху не нюхал—ну не сложилось, он там большим военным складом заведовал, отчёты составлял—но всё-таки усвоил, что против запчастей войны лучше не пурхать – целее будешь.

Тихо-молча собрался и отбыл в Ереван. И это оказалось мудрым решением: дожил до пенсии, чин генерал-майора получил и правительственные награды его регулярно не обходили, для жителей Армении так и остался легендарным Командосом, освободителем Шуши с минимальными потерями.

Правда, большинство официальных источников назло мне перенесли штурм и взятие Шуши на 9 мая, но это случилось позднее из политических соображений для синхронизации освобождения Шуши со всенародным Праздником Победы у Старшего Брата.

Но я на них не в обиде – каждый делает своё дело на своём месте и расписывается в платёжной ведомости своей конторы.

В сентябре, Силы Самообороны Нагорного Карабаха были реорганизованы (читай переименованы) в Армию Самообороны, командующим которой стал Ижо, хотя мудрые люди уже начали воздерживаться от употребления этой клички и даже в приватно-частных беседах называли его по должности «Камандушчи», потому что в Армянском языке, при всём обилии его фонетического строя (некоторые из 36-ти звуков я до сих пор не научился выговаривать) нету буквы «щ» и устраивать диктанты с нею – педагогический садизм.

Генерал-лейтенант остался в тени, на роли советника (вот не зря он мне понравился на той фотографии!), объяснял генштабистам Армии, что такое логистика и тому подобное. Впоследствии для него в Степанакерте был построен дом, в котором он не жил, из белого кубика, а Ходжалу, которой он не брал, назвали его именем – Иванян.

А что потом? Ну кому интересно – Гугл тебе в руки.