автограф
     пускай с моею мордою
   печатных книжек нет,
  вот эта подпись гордая
есть мой автопортрет


                  

:авторский
сайт
графомана

рукописи не горят!.. ...в интернете ...   

Бутыль #12 ~ Между нами мальчиками ~

Потолок бара высок настолько чересчур, что запросто вместились бы ещё и антресоли. Никудышний дизайн по использованию пространства, явно ключница делала, как и водку в этом заведении.

Бутылки – разлюли ж твою в малину! И плоско-фляжечные, и шестигранные, и призмоподобные, и штофообразные, и хоть какое хочешь «и...» – всё есть! Но на всё на это смело шлёпай наклейку «Палёное Пойло», промашки не будет. При всей несхожести оттенков за бутылочным стеклом – одна и та же палёнка, что в эСеСеСеРе шла по 3-62, а если экзотика подвернётся, то за все 4 руб. 12 коп.

Welcome to Our Wild Blind West! Водка «Столичная» всего за $31.99! Из всё тех же опилок и ацетона…

Но юный бармен, разумеется, горд столь широким набором текил позади своей тощей спины.


Окна вообще во всю стену. Где, бля*дь тёплая интимность? Где аура Погребка 13 Стульев куда не доносятся атакующие «ура!» революционных масс с винтовками Мосина наперевес? Какой Вертинский согласится мяучить в такой обстановке?

Жирные снежинки шмякают снаружи в толстое стекло. Мягко соскальзывают, сил нет уцепиться, нечем превозмочь горя тяжкого личной индивидуальности.

Весомые 1.2 млн ежегодных жертв ожирения в одной только Европе (23-15=8; 1.2*8=9.6; 9.6/1.5=6.4 ни сибе чиво! 45-41=4; 1.2*4=4.8; 4.8/6=0.8 но выжила опять-таки всего одна лишь треть).

Такие смешные снежинки. Пушистые. Каждый пятый мальчик и каждая пятая девочка такие же. Среди бедноты процент вдвое выше. Мамочке нечем было платить кормилице, держала на порошке с момента рождения. Глобальная цивилизация. Миром Johnson & Johnsonу помо-о-о-лимся!


Он устало втёр морщины глубже в кожу лба. Опустил непримиримый взор в тарелку на столе перед собой. Хошь не хошь – ешь, а то вон дяденьке отдам.

Кто режим дня не блюдёт будет полный Турандот...


Снег за окном бара Пан Или Пропал лепится на толстые стволы сосен, впутываясь в их по южному длинные иглы, мягким слоем всходит на крышах припаркованных автомашин. В свете дня за окном разлита приглушённо фиолетовая сумеречность. А ведь рано ещё.

Здесь, в баре, освещение ярче для подсветки экспонатов коллекции растыканной тут и там – отражать ностальгию дизайнера по дням былого, в котором получалось жить без дум. Просто жить.

Телевизор «Рекорд» в своём ящике из фанеры. Машинка “зингер”, не знали, что она из Чикаго вот и читали название по Немецки, единственный в ту пору иностранный язык в программах общего обязательного. С благодарной памятью про Раппалльский Договор...

Он с отвращением похрустел чипсом пережаренным до архивной сухости...


– Привет, Крыс. Ты типа как пересмотрел приоритеты, а? Я заглянул в Мало Не Будет, там плачутся, что ты уже с неделю забыл к ним приходить. За что обидел заведение? – За плотный ламинат квадратного стола, лицом к упёртому в стекло окна краю, опустился молодой человек, не снимая круглой вязаной шапки с мелкой изморосью на ворсинках шерсти. Всё, что уцелело от снежинок занесённых с улицы.

На волнистой щётке тёмных волос выступающей из-под тугой манжеты вывернутого вкруговую края, влага не удержалась, сметена искусственным мехом вздёрнутого воротника, окропила широкие полосы жёлто-чёрного тартана плечей куртки.


– Нябадя? – не поднимая глаз от вилки тычущей в жёлтое брюшко следующего чипса. – Не прикидывайся глупее, чем ты есть на самом деле. Сам знаешь, что я знаю, что тебе туда низзя из-за мигреней твоего тестя. С момента приземления на обоссанные тобой ступеньки, его балдошенька бобо и он на тебя зуб держит в виде молотка под стойкой.

А как всеблагая Мисус Майа? – Вилка пристукнула по столу, тарелка бесповоротно отодвинута.


– Ушла из супермаркета в большой книжный на площади на должность эксперта продаж пуризма из живописи постмодерна, только хозяйка требует, чтоб выучилась писать. И я сто раз тебя просил не называть меня Нябадя.

– Даже так? Брось, эт самое правильное тебе погоняло. Или ты таки вспомнил девичью фамилию своей матушки? Смотри – нароешь себе лишние проблемы. Для тебя амнезия дар небес и глубже не вникай, Нябадя Лазаревич, а то вдруг вспомнишь, что ты серийный убийца. Оно тебе нада?. Опять впрягайся в ту же постылую лямку… А хошь я тебе и фамилию сварганю? За недорого. Вы ощутите редкостную ублаготворённость – фирма гарантирует.

– Вот всё хотел тебя спросить, за что тебе такая кличка, мужик ты вроде неплохой.

– Эт ещё со школы, отрыжка доброй резвушки Бесс.

– Одноклассница пургу пустила? В ответ за глубину влюблённого чувства?

– Королева-девственница, неуч... Училка литературы, Лизавет Генриковна, на уроке про эпоху той лахудры поясняла – Шекспир, мол, свои пьесы списывал у пьесописца Кристофера Марлоу, как наш Экибастузенко у Марлова. С того и пошло.

– А ты при чём?

– Фамилия моя Марлов.

– Дай угадаю: Кристофер Марлов – Крис – и так далее…

– Умнеешь на глазах. Теперь из-за этой кликухи в Мало Не Будет не хочу потыкаться.

– Чё так?

– Так ведь Кристофера в какой-то лондонской забегаловке зарезали. Такой молоденький совсем, всего-то 29, покинул временно безутешную вдовушку и семерых спиногрызов.

– Ну ты такой опасный возраст проскочил уже и пока семерых не заведёшь можно спать спокойно… Женись, Крыс, на свадьбе погуляем… Одно не пойму, что там бар, что тут. Какая тебе разница в каком зарежут?

– Тут тебе не там из-за процента вероятности. На эту тему Христик Гугенсян, со третьей параллельной, даже теорию составил, когда мотал вторую ходку за неправильное пользование отмычкой по статье 158, при отягчающих обстоятельствах, что взял в подельники Яшку Бернулина, малолеткку. Тут заведение под смотрящим Дона и процент благоприятнее, толпа буянить воздерживается, оттого даже вышибал не держат. А чё эт ты волосы обкорнал, а бороду оставил?

– Майа не пускает, ей так больше нравится. И что он, этот Дон, из себя такое?

– Снасть рыболовная.

– Опять погнал. Тебя ж по людски спрошено. Чесслово, Крыс, заведи себе ПиСи с видео играми, они из тебя человека сделают, приучат, когда не в ту степь плетёшь надо в левом верхнем углу клавы кнопкой щёлкнуть, «искеп» называется.

– А ты откуда знаешь?

– Не знаю… Как-то само вдруг выскочило…


– Дон тут местный, на этой улице вырос, в ту же школу ходил, когда я из неё вышел уже. В малолетках особо не быковал, но шустренький был насчёт кому чего доставить по сходной цене и всякого ассортимента, ты ж понимаешь. А как в перья вбился прихватили его на чём-то, не то угон, не то случайно сидел в машине, пока ту угоняли. Прикрыли ненадолго, год-полтора, в отсидке опыта набрался, правильные связи завёл, а когда вышел – забурел. Первым делом кликуху свою укоротил.

Он ещё со школы проходил под погонялом Донка, удочка такая есть, так от неё оставил только первый слог. А если кто оговорится, случайно или просто пошутить, так через день подбирали нашпигованным и контрольный меж бровей, а в губу большой рыболовный крючок воткнут типа пирсинга.

Кароччи, улица себя под контроль взяла, даже в базаре с корешами боялись после «Дон» добавить «ка». Среди друзей еблом не щёлкай, сам знаешь, сегодня друг, а завтра сдаст. Даже про рыбалку разговоры забросили, кому оно нада – сказал «мормышка» и оглядывайся – кому сказал?. Магазинчик тут в пятиэтажке был,«Рыболов-Охотник», так смотал свой бизнес и переехал куда-то со всеми своими спинингами-блёснами. Через поколение втянулись и забыли все, что Дона когда-то по другому звали. Ну кроме пары старперов не амнизированных.


– И зачем ты это мне рассказываешь?

– Не знаю... Как-то само выскочило... Раньше тут другой деловой, Выдра, за наркома внутренних дел шарил, пока однажды утром к его апартаментом не съехались уикалки собрать останки вместе с телохраной. Поголовная нирвана. Хотя крючков на них не обнаружилось, все знали кто прищучил водоплавающего и Дон уже весь район держать стал. И бар этот его заведение, так что клиентура тут фильтрует свои эмоции и проявляет взвешенный подход к межличностным отношениям. Тут я не опасаюсь, что в мой жёлчный пузырь перо воткнётся да с поворотом как ключ в замочной скважине, хоть я и Крыс Марлов.


Подошла официантка, вся в чёрном с головы до ног, но без фривольности—просторная спортивка, фактически—убрать отринутую пищу и лучезарно улыбнуться Нябаде. Отошла поигрывая стандартной пышностью женщины в соку.

– Так зачем ты меня искал аж в Мало не Будет, а? Рисковый парень Нябадя?

– Ну не знаю. У Майи чёт какой-то разговор к тебе. Просила найти.

– Какой ещё разговор?

– Откуда мне знать, она ж упёртая: «Мне с Крысом надо поговорить, можешь устроить?» И всё на этом.


– Хорошо сидим, мужики. – Оба обернулись на голос невысокого мужчины в приталенном чёрном пальто стиля ретро. Чёрные волосы с отблеском тянулись ото лба к затылку плотно облегая череп, как у пловца замедленно выныривающего из воды лицом кверху.

Свет ближайшей лампы под высоким потолком рисовался мутно-лощёными пятнами отражения в носках его чёрных штиблет, что выглядывали из-под широких отворотов чёрных брюк. Ослепительно белый шарфик прятал шею как хальс-тух на парадных портретах эпохи барокко.

– Привет, Дон, – сказал Крыс.

стрелка вверхвверх-скок