Он выступил из почты и свернул вправо. Враньё: избавишься, мол, от всех забот. Рука его просунулась в карман, где указательный палец проник под клапан конверта, подёргался вскрывая. Женщины не способны соблюдать конспирацию. Пальцы его извлекли письмо и смяли конверт в кармане. Что-то ещё и пришпилено: фото, наверно. Или локон? Нет. М'Кой. Быстренько спровадить. Выводит из себя. Не переношу его общества.
– Привет, Цвейт. Куда путь?
– Привет, М'Кой. Никуда, вообще-то.
– Как здоровьечко?
– Чудесно. А ваше?
– Чуть живой, – сказал М'Кой.
Поглядывая на чёрный галстук и одежду, он с неуклюжей осторожностью спросил:
– Что-нибудь… надеюсь, ничего страшного? Вижу, что…
– О, нет, – сказал м-р Цвейт. – Бедняга Дигнам, знаете ли. Сегодня похороны.
– Ах да, бедняга. Вон оно что. Во сколько?
На фото не похоже. Может быть, брошка.
– А… одиннадцать, – ответил м-р Цвейт.
– Хотелось бы успеть, – сказал М'Кой. – Так стало быть в одиннадцать? Я только вчера вечером узнал. Кто ж это мне сказал? Холохен. Хола знаете?
– Знаю.
М-р Цвейт поглядывал через дорогу на коляску, стоявшую у ворот «Гросвенора». Носильщик взгромоздил чемодан в багажник. Она стояла неподвижно, пока мужчина, муж, брат, чем-то схож с нею, рылся по карманам, за мелочью. Пальто по моде, с тем круглым воротником, жарковато для такого дня, смотрится, как одеяло на плечах. Независимая у неё осанка, руки глубоко в накладных карманах. Смахивает на ту воображалу на матче поло. Все женщины горой за соблюдение кастовых перегородок, пока не вставишь по полной. Красива и держится красиво. Надменно, чтобы снизойти. Достопочтимая м-с и Олух достопочтимый. Поиметь разок, куда б и делась вся её спесь.
– Я был с Бобом Дораном, у него очередной запой, и там какой-то был ещё Бент Лайнсон. В общем, у Конвея мы тормознули.
Доран, Лайнс у Конвея. Она подняла к прическе руку в перчатке. И тут заходит Хол. Спрыснули такой случай. Откинув голову и всматриваясь в отдаленье из-под прищуренных век, он различал лоск яркой замши на свету, плетёная окантовка. Сегодня так ясно вижу. При влажности улучшается зоркость, наверно. Что-то ему сказала. Рука, как у аристократки. С какой стороны станет садиться?
– Тут он и говорит: Печальный случай с нашим приятелем, беднягой Педди! – Это который Педди? – спрашиваю. – Бедняга Педди Дигнам, – говорит.
За город: в Бродстон, наверно. Высокие коричневые ботинки со шнурками на бантик. Хорошо поставленная ножка. Чего он тянет с теми чаевыми? Приметила, что я смотрю. Глазки всегда высмотрят другого. Своё и так никуда не денется. У них на луке по две тетивы.
– Что? – говорю. – Что с ним такое?
Гордячка: богатая: шёлковые чулки.
– Да, – сказал м-р Цвейт. Он чуть шевельнулся в сторону неумолчной головы М'Коя. Сейчас будет садиться.
– Так вы ещё спрашиваете что такое? – говорит. – Умер, – говорит. И, ей-же-ей, прослезился. – Как? Педди Дигнам? – говорю. Не мог ушам поверить. – Я ж с ним не далее, как на прошлой пятнице, или в среду это было в Арке. – Да, – говорит он. – Ушёл от нас. В понедельник преставился бедняга.
Вот оно! Гляди! Шёлковый вспых богатых чулков, белых. Да, так!
Тяжёлый трамвайный вагон, дребезжа звонком, вкатился между.
Облом. Чтоб тебя с рылом твоим дребезглявым. Заметила помеху. Рай и пери. Всегда так. В самый момент. Девушка в подъезде на Эстас-Стрит. В понедельник поправляла резинку. Дружок её прикрывал показ. Esprit de corps франц.: телохранитель. Чего моргалы вылупил?
– Да, да, – сказал м-р Цвейт с грустным вздохом. – Утрата.
– Один из лучших, – подхватил М'Кой.
Трамвай проехал. Коляска тронулась к мосту Кольцевой Линии, её рука в богатой перчатке на стальном поручне. Мелькает, мелькает: взблеск кружев её шляпки на солнце: мельк-мельк.
вверх-скок